Слава Сэ - Ева

Месяц назад я был бодрым холостяком, жил сам по себе. Счастлив не был, но был спокоен. Посягательство на свободу считал враждебным выпадом. Теперь сижу, сохну по случайной девочке. Если она войдёт вдруг, запою «Аллилуйя».

Я не знал, что делать. Какая там работа, лежал, ходил, кричал. Возбуждение сменялось апатией, потом приходила паника, сдавливала горло. Казалось, вот сейчас я сдохну. Вдруг всё менялось, я понимал, вот и славно, что сбежала. Это ж какое наказание, растить в своей квартире такую швабру. Потом опять смотрел в окно. Думал, что там, за краем крыши. Если под сугробами булыжник, можно выбраться и сигануть. Потому что, сколько ж можно издеваться.

Приступы отчаяния тянулись до первой спасительной мысли. Она звучала так: я не стану ломать ноги и шею. Я верну её. Эти её закидоны — неизбежный довесок к красивой фигуре. Есть ради чего терпеть. Я её дождусь.

Ждал неделю. Она не появилась ни в стрип-баре, ни на чердаке. На звонки не отвечала. Я трясся, не спал, бродил по каким-то скверами, ненавидел местную погоду и жителей. На седьмой день отправился на другой берег Двины, в край непуганных деревянных бараков. Елизавета Петровна встретила меня как родственника. Напоила чаем и снова настоятельно рекомендовала валить домой. Сказала, что с Евой всё в порядке, она здорова, просто прячется. Не в первый раз. А вот я, если промедлю, получу разом напрасные слёзы, дальнюю дорогу, казённый дом и какие ещё там бывают мерзости в гадальном деле. Моё астральное тело и так уже дырявое насквозь, дальше будет хуже.

У меня заканчивалась виза. Я должен был уехать. Чердак оказался съёмным. Приходила его хозяйка, строгая латышская мадам. Я представился братом Евы. Заплатил ей до конца января, сходил на вокзал, купил билет. Если Ева не объявится ещё три дня, решил я, — выброшу её из головы. Не сразу, конечно. Попрыгаю на стены, напишу мрачный стих о женском вероломстве. Выпью ящик водки, разругаюсь навсегда с каким-нибудь случайным собутыльником. Ввяжусь в драку, мне набьют рожу. В общем, всё наладится. В конце января я уеду.

Выходные просидел в «Белом Носороге». Ждал её. Зря, конечно. Журналист с «макинтошем», он же бухгалтер, оказался писателем. Знаменитый Марк Ильчин, между прочим. Один роман в год и номинация на Букер. Мне казалось, он в Америке живёт. Собственно, бар и ресторан принадлежат ему. И ещё квартира на третьем этаже. Купил на гонорары. Он рассказал пару баек из жизни рестораторов. Я, в обмен, — историю любви тапёра и стриптизёрши. Закончил словами «Так они и распрощались». Писатель отреагировал странно.

— Финал не может быть таким кислым. В нашем мире другие законы. Ваша история только начинается. Но не радуйся. Зима будет долгой и обильной на потрясения.

Странный дядька. Если он прав, у вселенной есть три дня, чтобы что-то изменить.

* * *

Уезжаю. Успокоился, смирился. Всё неплохо вышло, если подумать. Когда прощался с ней в Питере, и мечтать не мог, что будет хотя бы этот январь. Предложите всё сначала — вместе с её бегством — повторил бы ещё раз.

Пора. Ключи оставил в щели за дверным косяком, как просила хозяйка. Сходил к бабе Лизе, поболтали с Серафимой. У них до сих пор стоит ёлка, под ней приличных размеров дед мороз. Почему-то бронзовый. Редкостный урод. И раскрашен странно, будто ребёнок гуашью размалёвывал железного истукана. Надо будет подарить им приличного деда мороза. Если вернусь однажды.

Бабка с внучкой сварили мне курицу, насыпали яблок. Чтоб поел в дороге. На прощание все обнялись. Уверен, баба Лиза в окно перекрестила мою спину. Все бы меня так тепло недолюбливали. Зашёл в «Белого Носорога», на удачу. Удача плевать на меня хотела. Времени до поезда полно, пошёл прощаться с писателем, выпросил автограф. У него ничего не меняется. Так же сидит, стучит по клавиатуре. Кажется, он курил здесь и до Большого Взрыва. И останется, когда Энтропия прихлопнет вселенную.

Ему не хватает слушателей, он долго гундосил какую-то теорию, объясняющую все человеческие несчастья. Весь мир, говорит, вовсе не театр, но литература. Бесконечный роман с шестью миллиардами персонажей. А моральные дихотомии, правда-ложь, любовь-ненависть, лишь повод для конфликта. Или вот два полюса: справедливость — беззаконие. Тоже пшик. А сколько страсти!

Религии врут, миром управляет не баланс добра и зла. Бывает, добрые силы бьются сами с собой. Или злые самоуничтожатся, оставив добро в недоумении. Конфликт перетекает в конфликт — вот и весь принцип всемирного сюжета. Отсюда понятно, отчего вселенная не терпит стабильности. Звёзды вспыхивают и пропадают в чёрной дыре, потому что такой финал царапает нервы. А потом взрывают её изнутри, ведь развязка должна быть неожиданной. Постоянства и благополучия нет нигде и никогда. В самых тёплых и комфортных странах то землетрясения, то военные перевороты. Хорошо жить вредно. Покой недостижим. Богу скучно смотреть на нас, умиротворённых. И счастлив тот, кто сам не терпит однообразия.