Катрин Сигюрэ - Барашек с площади Вогезов

Об Ангеле мне все более или менее понятно, и тем не менее его отсутствие стало для меня болезненным, так как служило дополнительным доказательством того, что в сфере чувств он не обладает никакой логикой.

Когда я позвонила Ангелу, желая его пригласить, он аж присвистнул:

– Неужели мир перевернулся?

Мне это было неприятно. Я-то думала, что ему недостает Туа, но, похоже, ошибалась. Но мы быстро помирились, когда я ему торжественно пообещала проводить каждое лето у них в деревне вместе с Туа. Внимание с его стороны казалось мне очевидным, но очевидные вещи иногда делаются только из вежливости, и некоторые даже не представляют, что поступать можно и по-другому. Это очень серьезный вопрос. Человечность, на мой взгляд, гораздо лучше очевидности. И всегда надо быть уверенным скорее в лучшем, чем в худшем, так как это доставляет удовольствие. А когда люди уверены в лучшем, при встречах они довольно редко разочаровываются, и им плевать, что об этом думают другие. И если потом к ним приходит разочарование, то до этого момента они все-таки счастливы. Все это я изложила Ангелу.

– Да, – одобрительно сказал Ангел, – ты права, я просто забыл.

Это как раз то, что мне в нем нравится: он все быстро понимает, благодаря мудрости, которой наделен от природы.

Прошептав:

– Я сомневаюсь, что ты вернешься… – он обрел свой ангельский тон.

При этом он был готов завершить разговор, так как считал бесполезным разговаривать по телефону, если при этом не условиться о свидании, а ведь мы уже условились о моем приезде будущим летом.

Пока я его слушала, ко мне вернулась моя робость, и я уже не понимала, как пригласить его на субботний праздник, но у него был дар вскрывать сейфы, если я правильно думаю о его первоначальной профессии.

– Давай, говори! – велел он.

Я начала говорить, но он внезапно меня перебил:

– Хорошо, я поеду.

– О, как это приятно! – ответила я, думая, что он приедет в Париж.

Но оказалось, я не так поняла.

– Я поеду, мне пора подниматься к животным! Я не могу оставаться на связи.

Он объяснил, что перегоняет скот.

– Куда ты поднимаешься? – спросила я.

– Я тебе уже говорил, – ответил он.

Примерно такой диалог у нас уже был, на восьмистах метрах над уровнем моря. Я тогда не поняла, неужели он может подняться еще выше того места, где мы были, выше пастбища с овчарней на краю. Он расхохотался: «Там, где мы нашли Туа, это было внизу!» Все, что еще ниже, включая Аяччо, казалось Ангелу преддверием ада, расстилающегося под его ногами.

Выяснилось, что в этот раз он поднимается в поисках новых пастбищ для своего стада, и по этой причине не может приехать в Париж, но в другой раз «не исключено». Он добавил: «Для того чтобы увидеть Париж». Но я не обиделась, ни за себя, ни за Туа. Как раз в это время раздался голос Тины Тернер, незримо соединив Ангела, месье Жуффа, садовника, которому я задолжала пять евро, и Незнакомца с площади Вогезов в единый ментальный прямоугольник несколько сложной конфигурации. Ладно, не может приехать сейчас, и не надо, в этом нет никакой срочности. Мы расстались добрыми друзьями, и я себе пожелала жить в Париже, потому что здесь можно пользоваться всеми удобствами большого города: достаточно обратиться к флористу, и не надо брести к Монмартру, чтобы перегнать стадо на верхние пастбища. Трава на площади Вогезов тоже зеленая, я живу в квартале высшего класса, а Туа жадно лакомился букетом… Букетом?! Букет принесли от месье Жуффа, который написал мне в открытке «Я тебя люблю». Он оставил политику, но политика не хотела оставлять его.

Праздник был широко отмечен моими друзьями, о которых я ничего не буду рассказывать, как и о членах моей семьи. Когда он завершился, я перевела дух и обрела немного близости с Туа; это примерно так, когда утыкаешься носом в подмышку любимого мужчины, даже если в моем случае носом мне в подмышку утыкался Туа. В конце концов, это был его выбор, и Туа имеет на него полное право.

Я уже упомянула про газон, но скажу еще раз. С тех пор как газон был постелен, домовое сообщество хранило необъяснимое спокойствие. Но это только поначалу оно было необъяснимым, потом я поняла, что зеленый цвет успокаивает беспокойные души, это общеизвестно. И я не испытывала ни капли страдания, когда мне казалось, что я проживаю в этом особняке одна, как отшельник в пустыне.

Как-то раз, когда Туа долго находился в доме, я решила вывести его во двор, чтобы он попытался найти дорогу назад, – так рекомендовало пособие. К этому времени бедное животное ходило в моей квартире по кругу и уже объело все, что было съедобным, к примеру, тем незабываемым праздничным вечером Туа умудрился обглодать деревянный контейнер для белья. Меня это не огорчило. Когда берешь в дом животное, это значит, ты принимаешь на себя всю полноту ответственности, включая мелкие неудобства. Это правда. Я очень любила свои ковры, но жизнь – это не ковры, если вы, конечно, не торговец коврами.