Владимир Чугунов - Буря

— Что называется, по-русски — «петь хотеться»! Ещё кому-нибудь не скажи, чурка ты этакая!

— Я не чурка.

— Ты не чурка, ты хуже!

— А ты ничего не понимаешь…

— В твоей «Сказке»! — подхватил я. — Как, впрочем, и все китайцы совершенно ничегошеньки не поймут, а потому прошу тебя, нет, настаиваю, петь «Коня» или «То ли с неба ясного…»

— И это же — на конкурсе?

— Тогда пой «Перстенёчек». На сто процентов уверен, им понравятся озорные возгласы на припевах. Ничего же подобного у них нет.

Насилу уговорил. И оказался прав. Даже на репетиции задорный «Перстенёчек», картинка русских народных игрищ, всем понравился.

— А если ко всему этому приложить ещё сарафан? Всё мужское население Пекина будет у твоих ног! — сказал я.

— Это уж точно! — поддержала Ирина.

А Эля возразила:

— У нас на каныцэрытах ни лазаца.

— Ничего, будут.

— Неты, ни будут.

— Посмотрим.

И Эля так и не поняла, почему мы дружно рассмеялись. Даже поинтересовалась:

— Патиму сымисно? Савысем ни сымисно.

— Такие, Эль, мы, русские, смешливые, — пояснил я ей, — ну всё нам смешно. Ну никому не смешно, а нам смешно.

— Та-а?

— Да.

— Па-атумать толика!

— Слушай его больше, — заметила Ирина.

— Та-а! Буту впольше слуша-ать!

— Не в Польше, а в Китае.

Это было выше её возможностей. И тогда Ирина пояснила:

— Он шутит. Понимаешь? Шутит.

— Шу-утит? А-а!

— Всё, расходимся до ужина! — отрезала Ирина.

И мы разошлись по номерам. Тип гостиницы был такой же, как в Питере — можно было ходить по коридорам кругами, и, практически, на каждом этаже, как нам сообщили, был свой довольно солидный по размеру конференц-зал. В них и намечалось проводить прослушивание по номинациям. Списки с очерёдностью выступлений обещали повесить на входных дверях залов с утра, а кто на каком этаже выступать будет, должны были сообщить после торжественной части на собрании руководителей или когда все соберутся у фонтана.

Ужинали на первом этаже, в довольно тесной столовой, с китаизированным «шведским столом», который в отличие от Питерского (там у нас тоже был «шведский стол»), оказался просто убогим. Для незнающих, что такое «шведский стол», поясняю: посредине или на краю обеденного зала в специальной посуде на столах или на передвижных поварских тумбах выставляют ассортимент блюд; подходи и накладывай, чего хочешь и сколько хочешь, хоть десять раз подходи и накладывай. И в Питере, например, чего только на этих поварских стойках не было — и несколько первых блюд, и множество вторых, и разные колбасные изделия, и ветчина, и варёные яйца, и омлет, и натуральное молоко, и кефир, и компот, и сок, и кофе, и чай, и вода в бутылках прямо на столах, и яблоки, и арбузы, и дыни, и апельсины, и выпечка, — а тут, кроме того же клёклого риса и сильно перчёных подливок неизвестно из каких земноводных, была разве что тонко настроганная (нарезанная нельзя сказать), обжаренная в сухарях курица (разумеется, без костей), шашлык — на тонкой, примерно в две зубочистки длинной, палочке шесть дециметровых квадратиков какого-то мяса, какого именно, я так и не понял, миниатюрные, как впрочем и все порции, сосиски белого цвета да длинная серо-коричневая соломка, взяв которую, по причине недостатка места за столами пристроившись за стойкой, я просто измучился пластмассовыми палочками есть, и так и эдак наматывал, соскальзывает и всё, пока, наконец, кухарка или уборщица, с откровенным смехом простолюдинки наблюдавшая за мной, не принесла мне откуда-то вилку. И что бы, подумал, не положить их рядом с палочками? Просто издевательство какое-то! Или в этом пятизвёздочном отеле не бывает русских и мы первые? Тогда откуда у них вилки? Или они только для вип-персон? В конце трапезы неожиданно принесли тонко нарезанные арбузы, и наши сразу на них налетели, в том числе и мы с дочерью, но оказались они несладкими, как будто недозрелыми, и тем не менее их с жадностью поглощали все. Увидев это, официанты, следившие за нашей трапезой, оперативно принесли ещё. Мы и эти съели. Хлеба, кстати, ни в обед, ни в ужин не было. Интересно, что подадут на завтрак? Но до завтрака ещё надо было дожить. И мы не сказать, что сытые, но и не очень голодные, пошли готовиться к открытию конкурса.

— Теперь я понял, почему они все такие поджарые, — рассуждал я вслух, когда мы следом за инструментальным квартетом шли по коридору к шикарному зеркальному лифту. — С такой пищи не растолстеешь. И это бы ладно — французская худоба теперь и у нас в почёте, но тут немудрено и одичать. Ещё немного, и я буду есть прямо руками, как папуас. Как тебе, кстати, земноводные? Не пробовала? И я смотрел на них с подозрением. Что-то они мне такое напоминают. Кажется, при копании картошки нечто подобное попадалось, примерно с мизинец толщиной и сантиметра три длиной, состоящее из таких жирных желтых колечек.