Владимир Чугунов
Причастие
«Савл, Савл! что ты гонишь Меня?»
1
Проснулся от непривычной тишины. Через неплотно задёрнутые шторы в барачную четырнадцатиметровку сочился холодный свет января. Детская кроватка оказалась пустой. На полу валялись грязные полотенца, детские игрушки, старое тряпьё, хлопушечное конфетти, ёлочный дождь, обрывки газет. Дверцы шифоньера стояли настежь. За дощатой перегородкой, в прихожей (она же и кухня), мучительно напоминая о чём-то, бессмысленно горел тусклый свет.
С трудом поднявшись (давненько он так не напивался!), огляделся. И тут же на письменном столе, рядом с портативной пишущей машинкой «Унис», удачно приобретённой в последнюю сессию в Москве, обнаружил записку – на машинописном листе рукою жены крупными буквами с подчёркнутой старательностью было выведено красным карандашом: «Я тебя ненавижу!!!»
И сразу навалилось…
Нет, он ничего не забыл, ничего не заспал и, наверное, уже никогда не заспит и не забудет, как в тот памятный вечер по выходе из сквера Пашенька заговорила о Насте, жене, уверяя, что она любви его больше, чем он думает, достойна, и стоит ему только начать, как всё у них сразу образуется. И когда он сказал, попробует, категорично возразила: «Нет, ты это сделай». И хотя он утвердительно кивнул, до конца сессии (да и потом, иначе разве бы до такого дошло?) пребывал в душевном раздрае, казня себя за то, что до последней встречи не смог принять окончательного решения, малодушно переложив его на чужие плечи (да ещё на чьи!), а теперь было поздно, и от этого хотелось выть. И потом, что это за абракадабра такая – заставить себя любить того, кого он, может быть, никогда и не любил, а просто пожалел. Казалось, и женился он единственно из жалости. Не было ни уважения, ни взаимопонимания в семье, его интересовало одно, Настю – другое. И как это переменить? Должен! В ту особенную минуту ему и в самом деле казалось, что «должен» и даже «может», но схлынуло всё это напускное, и вот уже никаких обязанностей за собой он не чувствовал. Жизнь одна. И почему он «должен» прожить её не так, как ему хочется, а как велит какой-то призрачный долг? И, раздираемый чувством протеста, в обиде на весь белый свет, ни к дьякону Петру, ни в мастерскую Ильи, ни к Иннокентию в Морозовский особняк не поехал.
Всё! Незачем! Хватит!
И сразу подхватило. И началось, как нарочно, с того самого «Хрустального» кафе, куда по старой памяти после творческого семинара с ребятами завалились. И надо было такому приключиться: только вошёл и сразу столкнулся с Герой Левко в компании коллеги по работе и двух молоденьких девчушек. Оказалось, в Москве по делам, инкогнито, Ирка-жена, не знает, а так второй год в председателях.
– Где?
– Угадай с трёх раз!
– В Белогорске?
– Не забыл, бродяга!
– Забудешь с тобой… И как?
– Да ничего, не жалуемся. Приезжай, не пожалеешь.
Из чистого любопытства поинтересовался:
– Кем возьмёшь?
– Начальником участка, извини, поставить не могу. Имеется. Вот. Собственной персоной. Познакомьтесь. Это Коля. Это Паша. – Они пожали друг другу руки. – А зав. базой или по снабжению хоть сейчас.
Из одной лишь учтивости Павел ответил, что подумает, и сразу перевёл на другое:
– Аркаша, случаем, не у тебя?
– Звал. Отказался. На нефелиновом руднике на «белазе» ишачит. С Лариской кирдык.
– Да что ты! Вот гад, а матери ничего не пишет! И как теперь?
– Да живёт с одной. Из новеньких. Страх сколько понаехало. И почти одно бабьё.
– Понятно. С Алтаем, значит, всё?
– Так при тебе ещё завязали.
– Помню. Да подумал, может, опять… Постой, а Семёна куда дел?
– В Семипалатинске Сенька. Старательская артель «Алтынай». Слыхал?
Откуда? Знает только, что Михалыч с отчимом, расставшись с Семёном в позапрошлом году, подались на Урал, в Невьянск.
– И мать перед выходом на пенсию с ними укатила.
– Ясненько. К нам какими судьбами?
Однако стоило ему с напускной скромностью сообщить, что поступил в Литинститут, на сессии, как тут же усадили за стол, попросили официанта принести дополнительный прибор, налили водки, выпили и не иначе, как «наш Джек Лондон», уже не называли, а девчушки перед ним, как перед знаменитостью, даже заискивать стали. Особенно одна, глупенькая такая, натуральный мотылёк. Он даже поинтересовался:
– Ты школу окончила ли?
На киношный манер затянувшись сигаретой и пустив струйкой дым, хмыкнула:
Читать дальше