Владимир Чугунов - Причастие

– Давно.

– Тем летом?

Оказалось, по-за тем, второй год по вербовке на стройке, штукатур-маляр, само собой, не москвичка, как и сидевшая с ней за столом подружка.

– И про что пишете?

Но ему не хотелось делиться такими подробностями с этой… Не знаешь даже, как и назвать… Вот если бы на её месте очутилась красавица Веруня… Но чудеса не случаются дважды. Он понял это после первой встречи с Полиной, хотя после второй – чуть не месяц измывался над женой – то не так, это не эдак… Полина… Прекратится это когда-нибудь или нет?..

И тут же поднялся.

– Извини, Гер, я к своим!

– Давай! Надумаешь, приезжай. Не забыл телефон?

– Нет.

– Звони, если что.

– Ладно.

И, взбаламученный встречей, раздираемый противоречиями, не зная, в какую сторону метнуться, остаток вечера провёл за скромным студенческим столом.

А потом чуть не до утра рубились в общежитии.

– Хоть убейте, не понимаю, для чего это написано, к чему все эти восхитительные подробности, акварельная изысканность языка? Писать для того, чтобы показать, что ты умеешь писать, есть ученичество чистейшей воды, и говорить тут пока не о чем!

Вокруг выдвинутого на средину комнаты стола, на котором среди скудной закуски стояли две пустые и одна початая бутылка «Портвейна 777», кроме Павла, сидели ещё четверо: Женя Максимов из Свердловска, Митя Чирва из Рязани, Костя Маркелов из Днепропетровска и Даня Чардымов из Ижевска, – все прозаики, из одного, кроме Чирвы, занимавшегося у Лобанова, творческого семинара. Разговор шёл о Даниных рассказах, с удивительной виртуозностью умудрившегося перелицевать на современный лад «Тёмные аллеи» Бунина и вдобавок ко всему не желавшего понимать, почему этого нельзя делать, когда в его жизни были похожие ситуации. Может быть, этого действительно не стоило делать, но именно эти рассказы поставили на уши буквально всех. И если при руководителе семинара ещё стеснялись резать правду в глаза, в общежитии, да ещё под газами, перешли все грани приличия.

– Женя! Почтенный Златоуст! И за что тебя Амлинский Златоустом прозвал? По всему видно, ты неплохо разбираешься в колбасных обрезках. Но скажи нам, ценитель колбасных обрезков, что в переводе на человеческий язык означает, поклонник одно, двух и даже трёхуровневых подтекстов, что именно твой мчащийся поезд означает? Какой во всём этом смысл? Куда и с какою целью он мчится? – возразил Костя Маркелов, год назад в звании прапорщика уволившийся со сверхсрочной службы из музвзвода.

– Да он просто слизал это у Айтматова, а тот у Маркеса. Очередной парафраз на тему «Ста лет одиночества» – не понятно, что ли? – подхватил Митя Чирва.

– Ты что-то имеешь против Маркеса?

– И не только против него! Но у того хотя бы нашлось место для Ремедиос Прекрасной, а у вас с Айтматовым что?

– Да не в этом дело! Просто писать надо о современности, а не парафразы на темы прошлого века!

– Что есть современность, Женя? То, что ты минуту назад сказал, – уже история! – возразил Даня.

Во время дебатов с его лица, украшенного ямочкой на подбородке и аккуратными усиками, за которые прозвали «поручиком Ржевским», не сходила снисходительная улыбка. Был он старше присутствующих года на три, окончил исторический факультет пермского университета, преподавал в ПТУ, или, как он выражался, в «фазанке», и, будучи более искушённым «в мире идей», чувствовал некоторое превосходство над остальными.

Но Женя не собирался сдаваться.

– Ей-Богу, детский сад какой-то! Нет, я, конечно, понимаю, что Гладков с Панфёровым – графоманы чистейшей воды, но и Данина шитая белыми нитками начала века писанина – не литература тоже.

Костя возразил:

– А твои рассказы о том, как вы собирались на хате и пили, вместо того чтобы учиться, – литература? Якуту простительно ничего не читать, у того какие традиции? Отец пас оленей, дед пас оленей, прадед пас оленей… И так от Вавилонского столпотворения – все пасли оленей. О чём писать – не вопрос. Зачем читать Пушкина, Достоевского, Толстого? К национальной культуре оленеводов они никакого отношения не имеют. Но ты, Женя, кажется, не якут.

– Да поймите вы наконец: современному читателю не интересны душевные переживания новоявленных Кити и Левина! Да таких просто нет!

И тогда Павел, порядком захмелевший, до сих пор казавшийся безучастным к спору, поднялся.

– Откуда такая уверенность, Женя? Да мы только строим из себя разбитных, а сами помешаны на Татьянах Лариных. Помешаны, Женя, помешаны! Данины рассказы тебе не по нутру потому лишь, что ты через себя из стыда перед нравственной шелупонью перешагнуть не можешь!