Владимир Чугунов - Буря

— Расстреливают только тех, у кого не хватает денег откупиться, — пояснил кто-то, на что хабаровский Вася возразил:

— И что? У нас, кроме стрелочников, вообще никого никогда не судят, хотя только и разговоров, что о борьбе с коррупцией.

И тут опять началось.

— Это о каких стрелочниках вы упомянули? Не об учителях ли, которые нашим замордованным фурсенками детям помогают сдавать ЕГЭ?

— Что верно, то верно: я вон институт с красным дипломом окончила, а чуть голову не сломала над вопросами этого ЕГЭ.

— У многих детей (и писали, и по телевизору показывали), даже нервные срывы на экзаменах и после экзаменов были!

— Тоже мне, аттестация знаний — угадал, не угадал! Прямо какая-то карточная игра получается.

— И я, убейте меня, не понимаю, чем это лучше живого общения ученика с экзаменующим учителем, который состояние каждого отдельно взятого ребёнка прекрасно понимает и видит.

— А мне дочь рассказывала, что некоторые из неучей из их класса методом тыка получили высокие баллы, а потом, поступив в вузы, не смогли учиться.

— Если бы только детей! И бизнес, и всё производство налогами задушили!

— А квартплаты! А коммунальные услуги!

— Да вообще цены на всё!

И остановить это было уже невозможно даже критически настроенной к разговорам о политике Ирине. А потому, ещё немного посидев, она поднялась и ушла, а следом за ней и больше половины группы. И вскоре за двумя столиками в довольно тесной компании остались только любители пива, мы с дочерью да струнный квартет. После своего выступления, пока представлялись другие, они успели отнести инструменты и переодеться в лёгкие платья. Несмотря на поздний час, было очень жарко — градусов тридцать пять, не меньше. В минуты застольного затишья я напряжённо прислушивался, не застрекочет ли хотя бы один кузнечик, как это бывает в тёплые летние ночи у нас, даже оглохнуть можно, — нет, ни один не подал голоса. И вывод напрашивался только один — съели. Или, может быть, они высохли от жары. Не говорю уж о пении птиц. Ни утром, ни вечером — ни одного звука. Отсутствие птиц могло быть объяснено ещё и борьбою за сохранение урожаев, на что я обратил внимание во время перелистывания телевизионных программ, а именно — на широкую рекламу ядохимикатов. Поэтому впечатления, что сидим среди на природе, не было. Под душным пологом от мух и комаров — да, но никак не на улице, и уж тем более не на свежем воздухе.

И, тем не менее, мы упорно сидели. Любителей пива понятно, что заставляло сидеть, а что держало остальных? Что заставляло томиться в этой парилке меня, я уже объяснил выше, то же самое можно было сказать про Свету. Дочь могла сидеть не только за компанию, но и как бдительный часовой — после горького опыта замужества кое-что в жизни она понимала. А что заставляло сидеть трёх остальных? Положим, чтобы поддержать компанию. Но не до такого же позднего часа? Вывод напрашивается один — увлекательное кино про любовь, которое не только можно было бесплатно смотреть, но ещё и принять в нём участие. Я давно уже заметил, что женщины очень чутки ко всякому даже самому малейшему проявлению чужой симпатии, и не могу сказать, из каких побуждений всячески стараются развитию очередного сюжета всячески способствовать.

И когда тёзки, наконец, допив остатки пива, ушли, следом за ними поднялись и Валя с Ксенией. Стало быть, остались мы впятером. Давно уже погасили свет, и, практически, не о чем было разговаривать, но мы всё равно сидели. Таня, несмотря на обильное потение, рядом с Васей, дочь рядом со мной, и напротив меня Света, с которой мы уже не просто обменивались взглядами, а довольно часто прямо и подолгу смотрели друг другу в глаза. Сердце во мне уже не раз и замирало («Неужели?» — как бы вопрошал мой взгляд, и её тотчас же отвечал: «Да, очень»), и сладостно томилось в ожидании развития дальнейшего сюжета, картину которого я уже не только себе представлял, но и развивал. Например, где бы мы могли уединиться. А могли бы и в совершенно тёмном холле, у пальм, и на кожаном диване в проходе, ведущем к боковой лестнице, спускавшейся к сцене у живописных скал, и в креслах за журнальным столиком в тупике длинного коридора, даже на улице, и только не в отдельном номере, которого просто не было. А если бы он был? О-о, тут воображению моему просто не было удержу, пока, наконец, я не осадил себя, правда, не до совершенного сожжения увлекательной рукописи, а допуская всё же из чистого, так сказать, любопытства развитие фабулы до «дружеских» рукопожатий и даже до одного, разумеется, самого «мирного» поцелуя.