Лора Белоиван - Южнорусское Овчарово

Невозможность рассказать кому-либо о числах «3» и «9» не угнетала его, хотя несколько раз за последний год он как будто предчувствовал возможный соблазн проболтаться; только переехав в деревню, испытал облегчение: чем меньше коммуникаций, тем выше безопасность, как будто предсказание только и ждет, когда он облачит его в слова – тогда оно получит полную власть над ним; а до тех пор, пока он молчит, оно ничего не сможет сделать. Или почти ничего. Он даже коту не рассказывал подробностей, если не считать инструктажа по унитазной воде, сранью и пакету с кормом.

Кот все-таки вырвался наружу. Блеял, блеял, тряс челюстью, а потом взял и выломал оконную сетку, подкараулив оставленное открытым окно – декабрь, а теплынь какая на дворе, надо же: +4 на солнце, с крыш течет, с кедра течет, с калины течет прямо на фазанов. За день до спасительного сорокалетия сложил истекающего кровью кота в машину – кто б сказал, что фазан способен выдрать коту глаза, не поверил бы – и рванул в город.

10. Сверкающий асфальт удивительно похож на море.

В ветклинике коту умыли рожу, зашили порванные веки и сказали:

– Теперь как Вий. – Глаза оказались целыми: видать, зажмурился, когда получал от фазанов.

Обратно ехал в крайнем правом, шепотом, включив аварийку – извинением за малую скорость.

Доехал, припарковался возле забора, вынул кота из машины, занес домой и, как был в куртке, лег на диван и натянул на голову плед. До сорокалетия оставалось семь часов.

Проснулся в шесть утра. Рядом с ним на диване спал кот.

Встал, подошел к окну. Уперся лбом в стекло и расплющил нос. Вгляделся в утреннюю зимнюю темень. Присвистнул. Хмыкнул. Протер глаза, еще раз вгляделся в улицу, сладко, со вкусом потянулся и сказал:

– Вставай, кот, у нас машину угнали.

Обычное июньское утро – это когда холодно, серо, мокро.

Холодное июньское утро всегда туманное и какое-то притихшее: в час, когда ночные птицы уже умолкли, а дневные еще не проснулись, кажется, что утро присело на корточки и что-то замышляет, а что именно – поди разбери. Июньский туман такой тяжелый и толстый, что идти сквозь него – все равно что плыть с завязанными глазами: двигаешь перед собой руками, и непонятно, есть от этого толк или нет. Наверное, есть; обычно-то всегда приплываешь, куда надо.

Сова любит июньские утра. Не пропускает ни одного. Сова живет в самом конце Приморской улицы, через дорогу от моря – ну, пусть не самого моря, а внутренней его лагуны, эстуария, где вода почти пресная и никогда не бывает волн, лишь отливы и приливы – в прилив вода поднимается до самой дороги, в отлив раздевает дно догола, отступая метров на триста от берега, – черно-коричневое дно выглядит немолодо и не очень симпатично, сплошные морщинистые складки, жидкие на вид выпуклости и неопрятные вогнутости, в которых копошатся мелкие ракообразные твари, желудочная услада множества птиц, прилетающих сюда днем, чтобы как следует набить брюхо. В утра отливов Сове приходится несладко, байдарка «сит-он-топ» хороша всем, кроме веса, она не переворачивается и не тонет, но ее не кинуть на плечо, а тридцать кило умножь-ка на триста метров, да по обманчивой твердости морщин, да в тумане, да почти без надежды доплыть-добрести до кромки отступившей воды… Тяжелая это работа – тащить за собой четыре метра литого композита. Сова сперва таскала байдарку, вцепившись в нее руками, но потом догадалась впрягаться в шлею, как репинский бурлак; стало намного легче.

Но как раз в то утро – самое обычное утро первой половины июня – был прилив, и Сова забралась в байдарку практически с дороги: сперва на колени, затем подтянуть весло, оттолкнуться им от берега, потом от дна… поплыли. Туловище само раздает команды и само же их выполняет, все происходит без участия Совы: ноги выпрямляются как положено, задница усаживается как приказано, весло взлетает над водой и тихо, без всплеска, в нее погружается, – а Сова просто сидит в байдарке и просто плывет, и если бы ее было видно с берега, каждый бы хотел оказаться на ее месте, чтобы так же легко и быстро от него удаляться; но Сову, как обычно, никто не видит: во-первых, слишком ранний час, во-вторых, туман, в-третьих, какая-то слишком наглая для июня-месяца холодина: вон – Сова недоверчиво слизнула с запястья снежинку – снег пошел. Но не возвращаться же из-за всякой ерунды.