Жанна Тевлина - Вранье

Шура быстро закивал.

Варда обрадовалась:

– Йофи, йофи, замечательно.

Вернулись в комнату. Варда подняла картину и стала искать, куда бы ее повесить.

– Не волнуйтесь, я все сделаю.

– Ну, бэсэдэр… Понравилась тебе картина?

– Очень! Спасибо большое.

Варда заулыбалась:

– Это мой зять рисует. Они раньше с дочкой в Цфате, жили, а теперь сюда переехали. У них двое ребят. Помогать надо. Но картины у него хорошие. По четыреста шекелей идут. А большие – по семьсот. Вот Хайм – тоже художник. Знаешь Хайма?

Шура не знал.

– Ну, у нас на третьем живет. Я тебя познакомлю. Очень хороший художник. Но у него больше чем за триста не идут. Сама не пойму почему. – Варда пригорюнилась, потом опять оглядела комнату. – Сейчас, подожди минутку.

Она мигом выскочила из квартиры и через минуту вернулась с двумя стульями. Стулья были белые, пластмассовые, на таких обычно сидели на задних дворах или в маленьких открытых кафе.

– А то тебе даже гостей посадить некуда.

– Ну, что вы! Спасибо большое! Я куплю.

– Не надо покупать. Всему свое время. Я знаю, Алекс, трудно на новом месте. Язык выучить, работу найти. Ну это все придет, главное, ты уже здесь.

Лиат, лиат, савланут, терпение. Будет хорошо. Ийе бэсэдэр…

– Бейгелим, бейгелим!

Шура завертел головой, пытаясь определить, откуда кричат. Он увидел торговца, марокканского парнишку в белом фартуке с маслянистыми разводами. У этих ребят была особая, луженая глотка. Если бы Шура так крикнул, это был бы его последний крик. Ему даже кто-то рассказывал, что у восточных людей строение гортани другое, и кричат они легко и непринужденно, без всякого вреда для здоровья. Первое время он никак не мог поверить, что евреи бывают такими: крепкими, смуглокожими, с уверенным взглядом и свободными движениями. И таких тут было большинство.

На Тель-Авивской тахане мерказит, центральной автобусной станции, можно было купить любые сладости, но Шура любил бейгелим, смутное подобие московских бубликов. Они были горячими и пахли временем, которого уже нет. Пока расплачивался, читал вывески на стеклянных дверях: «Квалифицированная работа. Высокие заработки. Тренинг за счет фирмы». Он ехал с очередного интервью. Ответ сразу не давали, но он был уверен, что отсюда звонка не будет. Впрочем, как и из предыдущих мест. Принимали его всегда хорошо, были доброжелательны и хвалили английский, в деталях расспрашивали о работе в Москве, уважительно кивали. Потом подробно рассказывали о своей фирме.

– Ну что вы думаете, Алекс? Такая работа вас заинтересует?

Шура делал паузу, приосанивался и отвечал с оттенком ленивой неопределенности:

– Я думаю, да.

Они шумно радовались и обещали позвонить.

Последние пару раз он испробовал иную тактику. Теперь, выслушав вопрос, он мгновенно выпаливал, что почтет за честь работать на их фирме и постарается оправдать оказанное ему доверие. После этого ему долго жали руку и выражали надежду на скорую встречу. Так или этак, главного спрятать не удавалось: свой страх. Даже если Шура не боялся, то боялся все равно, и этот страх они безошибочно чуяли еще до того, как он переступал порог кабинета. И в этот же момент, он сам понимал, что разгадан. Именно тут и крылась его проблема: Шура ждал, что его раскусят. Он и сам знал нетвердо, что следует раскусывать, но чувствовал, что слабее их или сильнее. В любом случае, им этого знать не полагалось, он должен быть своим.

После бублика захотелось пить. И еще не мешало перекурить перед дорогой. Обычно он выходил из здания станции, но на улице было жарко, и он отошел к эскалатору и облокотился на рекламную тумбу. Здание автобусной станции представляло собой огромный павильон, где помещался торговый центр, а с последних этажей во все направления отходили автобусы самой крупной и практически единственной в Израиле фирмы «Эгед». Не выходя со станции можно было недорого постричься, побриться, починить только что приобретенную обувь, трудоустроиться и тут же проиграться в беспроигрышную лотерею.

Левински, на которой находилась центральная автобусная станция, слыла нехорошей улицей. Место это не было похоже на Израиль, а его обитатели – на евреев. Шура почему-то думал, что евреев – бомжей, проституток или там наркодилеров – не бывает. Но тут они были. Особенно расстраивали проститутки. Все, как одна, немолодые и малопривлекательные, они никого не завлекали, а, наоборот, от кого-то бегали или же сидели на лавочке и угрюмо курили. Шура ни разу не видел, чтобы их кто-нибудь позвал, хотя знающие люди утверждали, что такое случается.