Рудольф Яшик - Избранное

— Я хочу, чтобы вы меня поняли. — Уже порядком распалившийся майор налил себе и поставил бутылку перед Кляко, которого не надо было упрашивать. — Правильно. Наливайте же! Коньяк на то и существует. Поймите меня правильно. Господин обер-лейтенант Виттнер происходит из Кеппельна, из какого-то захолустья в Шлезвиг-Гольштейне. Я никогда там не был и не жалею. Море, рыба, сети и яхты. Я всегда говорю ему: милый мой, у вас пиратская кровь, хек-хек, ваши предки, хек-хек, грабили на морях, хек-хек… — Майор задыхался от смеха.

— Совершенно с вами согласен, господин майор, хек-хек!

Немцы даже смеялись одинаково: словно покряхтывали.

Кляко налил себе, Гайничу, который совсем стушевался и сидел молча — страдающий, пристыженный и жалкий.

Откупорили вторую бутылку и тотчас же ее почали.

— Должен вам пояснить, господин офицер, наш пират ничего не понимает в земле и смотрит на нее с таким же отвращением, как я на сардинки. Ненавижу сардинки. Сардинки и русских, хек-хек!

— Сардинки и русских! Хек-хек, изумительно! Боже мой! — Виттнер вытирал заслезившиеся глаза.

Каждый уже наливал себе сам. Бутылка переходила из рук в руки. В блиндаж не доносилось ни звука.

— Я был в Норвегии. — Майор расстегнул мундир. — Господа! Вот куда ездить отдыхать! Построить там желтый, красный или зеленый охотничий домик, а потом ловить в фиордах лососей… Вся Голландия — крошечный садик; а во Франции удается только вино. Этакая Рейнская область номер два. А здесь! — указал майор под стол. — Здесь моя мекленбургская душа поет.

Он мечтательно посмотрел сквозь табачный дым. Коньяк понемногу его разбирал, он то и дело узкой ладонью вытирал уголки губ.

Кляко подливал себе и ужасался. Он не участвовал в разговоре, да его об этом и не просили. Немцы вполне довольствовались разговором между собой, и Кляко был им нужен лишь как благоговеющий слушатель, ошеломленный зритель. Возможно, что они собирались блеснуть своим величием. А Кляко удерживал здесь только коньяк, и он до того вошел во вкус, что, наверно, заплакал бы, отними у него недопитую бутылку и унеси ее за занавеску.

Разговор взлетел на головокружительную высоту, откуда Норвегия представлялась майору фон Маллову глухим, обледеневшим уголком земли, а Голландия — садиком, крошечным садиком с тюльпанами, где некуда вытянуть ноги и как следует улечься. И проживи Кляко хоть миллион лет и не встреть он такого майора фон Маллова, ему бы и в голову не пришло, что вообще можно думать подобным образом.

— После этой войны здесь будет тоже Мекленбург. Великий Мекленбург без песков и сосен.

Фон Маллов уже видел его перед собой. Его пьяные глаза поблескивали даже в клубах табачного дыма.

— А Шлезвиг-Гольштейн, господин майор? — Это прозвучало отнюдь не льстиво.

— Пираты? Для пиратов мы отведем кусок берега у Черного моря. Какие-нибудь анчоусы там найдутся.

— Нет, нет, господин майор, анчоусов там нет, — с грустью отвечал Виттнер. — Не шутите.

— Не разочаровывайте меня.

— Там нет анчоусов! Клянусь честью офицера! — заплакал обер-лейтенант.

— В самом деле? — Майор тоже опечалился. Он расстегнул рубашку и стал почесывать себе живот и бока. — Вши! Проклятые вши.

У Кляко внезапно похолодело лицо и лоб, холод проник в грудь. Он с трудом пересиливал противную дрожь. Голос обер-лейтенанта Виттнера доносился откуда-то издалека.

— Шлезвиг-Гольштейн — это часть великого немецкого рейха. Дания тоже часть великого рейха! Дания — это Шлезвиг-Гольштейн! Да, да, да! — стучал Виттнер кулаком по столу.

— Lokalpatriot, Lokalpatriot! — захлопал в ладоши майор.

— Мы создадим новый порядок! Мы покажем русским! Уничтожим их, уничтожим! Ликвидируем, сотрем с лица земли! Уничтожим и переселим поляков и чехов… Ликвидируем французов. После славян они самые опасные!.. Бельгийцы и голландцы могут остаться на своем месте. А Данию переименуем в Великий Шлезвиг-Гольштейн.

— «Так, так, так, они сеяли мак…» — Майор восторженно хлопает в ладоши. — Вот так-то, мой милый. Бельгийцы и голландцы — это подлинные немцы, наши соплеменники, а ты — пират из Каппельна.

— Да здравствует Каппельн, мой родной город!

— Да здравствует великий Мекленбург! Выпьем за его блестящее будущее, господа!

Майор встает, желая чокнуться с Кляко. Рука у майора дрожит, расплескивая коньяк.

— Благодарю вас, господа. С меня хватит. — Лед в груди Кляко растаял, ему стало жарко.

— Пейте, пейте! Как вы смеете отказываться! — взревел обер-лейтенант Виттнер.