Исабель Альенде - Остров в глубинах моря

Впервые Виолетту он увидел пару лет назад, в кипении воскресной рыночной площади, в окружении выкриков торговцев и толкотни людей и животных. В жалком театре, представлявшем собой деревянные подмостки, над которыми возвышался темно-лиловый тряпичный навес, важно расхаживал некий субъект с неимоверного размера усами и разрисованной арабесками кожей, а рядом с ним крутился мальчишка, во всю глотку расхваливая его достоинства как самого расчудесного и могущественного мага Самарканда. Это патетическое зрелище ни в коей мере не привлекло бы капитана, если б не Виолетта, которая оживляла картину своей искрометной энергией. Когда маг обратился к публике, призывая выйти на сцену добровольца, она расчистила себе в толпе зевак дорогу и с каким-то детским энтузиазмом поднялась на подмостки, улыбаясь и приветствуя веером публику. Ей только что исполнилось пятнадцать, но ее тело и манеры обнаруживали в ней опытную женщину, что не было редкостью в этом климате, в котором девочки, как и фрукты, созревали быстро. Подчиняясь распоряжениям фокусника, Виолетта залезла в ярко размалеванный египетскими иероглифами сундук. Зазывала — одетый турком негритенок лет десяти — захлопнул крышку и навесил на сундук пару массивных замков, после чего на сцену был приглашен еще один зритель, чтобы иметь возможность убедиться в их надежности. Самаркандец сделал несколько пассов плащом и тут же вручил добровольцу два ключа, чтобы тот открыл замки. Когда крышка сундука распахнулась, все увидели, что девушки в нем уже не было, однако через пару мгновений барабанная дробь, исполненная негритенком, возвестила о ее чудесном появлении за спиной публики. Все обернулись и с разинутым ртом уставились на девушку, которая возникла ниоткуда и теперь спокойно обмахивалась веером, опершись ногой о бочку.

С первого взгляда Этьен Реле понял, что он никогда не сможет вырвать из своего сердца это медово-шелковое создание. Он почувствовал, как что-то в его теле оборвалось, во рту у него пересохло, и он совершенно потерял способность к ориентации. Чтобы вернуться к действительности и осознать, что стоит он на базарной площади, а вокруг полно людей, ему пришлось сделать над собой усилие. Стараясь вернуть себе контроль над собственным телом, он жадно втягивал в легкие влажный полуденный воздух, пропитанный запахами подтекающих на солнце рыбы и мяса, гнилых фруктов, мусора и оставленного животными дерьма. Имени красавицы он не знал, но полагал, что узнать его будет нетрудно. К тому же он сделал вывод, что она не замужем, потому что ни один муж не позволил бы ей вести себя на людях с такой непринужденностью. Она была настолько великолепна, что все взгляды были прикованы только к ней, так что никто, кроме Реле, привыкшего не упускать ни малейшей детали, не заметил трюка иллюзиониста. В других обстоятельствах он, из бескорыстной любви к точности, быть может, и разоблачил бы фокус с двойным дном в сундуке и откидной дверцей в помосте, но тут он предположил, что девушка принимала участие в представлении как помощник мага, и предпочел избавить ее от неприятностей. Он не остался досматривать представление: ни как покрытый татуировками цыган извлекает из бутылки обезьяну, ни как лишают головы добровольца из публики, о чем громко кричал мальчишка-зазывала. Растолкав толпу локтями, Реле отправился вслед за девушкой, быстро удалявшейся об руку с каким-то мужчиной в форме, который вполне мог оказаться его солдатом. Догнать ее ему не удалось: внезапно он был остановлен негритянкой с мускулистыми, увешанными простенькими браслетами руками. Она стеной выросла прямо перед ним и объявила, что ему следует встать в очередь, потому как он не единственный, кого интересует ее хозяйка, Виолетта Буазье. Увидев смущение на лице капитана, она склонилась к нему, чтобы прошептать ему на ухо размер пожертвования, которое следовало уплатить, чтобы она записала его первым в списке клиентов этой недели. Так он узнал о том, что влюбился в одну из тех куртизанок, которыми был славен Ле-Кап.

Впервые Реле появился в квартире Виолетты Буазье с негнущимся, словно деревянным, телом, затянутым в свежевыглаженную офицерскую форму, с бутылкой шампанского и скромным подарком в руках. Положил деньги, куда ему велела Лула, и приготовился в течение ближайших двух часов поставить на карту и разыграть свое будущее. Лула деликатно удалилась, и он остался один, обливаясь потом в горячем воздухе загроможденной мебелью гостиной и ощущая легкую тошноту от сладкого аромата зрелых плодов манго, выложенных на блюдо. Виолетта не заставила себя ждать дольше двух минут. Не говоря ни слова, проскользнула она в гостиную и протянула ему обе руки, в то время как ее полуприкрытые глаза внимательно его изучали, а по губам блуждала легкая улыбка. Реле взял своими руками эти длинные тонкие пальчики, не имея ни малейшего понятия о своем следующем шаге. Она освободилась, погладила его по щеке, польщенная тем, что он специально для нее побрился, и велела ему откупорить бутылку. Пробка выстрелила, и белая пена шампанского, вырвавшись из горлышка раньше, чем она успела подставить бокал, забрызгала ей запястье. Она провела себе по шее влажными пальчиками, и Реле охватило желание слизнуть языком капли, сверкавшие на этой великолепной коже, но он как прикованный застыл на своем месте — немой и безвольный. Она налила вина и поставила бокал, даже не пригубив, на низкий столик возле дивана, потом приблизилась и ловкими привычными пальцами расстегнула плотный форменный мундир. «Сними ты его, здесь жарко. И сапоги тоже», — велела она, подавая ему китайский халат, разрисованный серыми цаплями. Реле он показался совершенно несообразным, но она накинула халат прямо поверх его сорочки, путаясь в хитросплетении широких рукавов, а потом усадила его, полного тревоги, на диван. Он привык командовать сам, но понимал, что в этих четырех стенах командует Виолетта. Сквозь щелки жалюзи в комнату проникал и шум с площади, и последние лучи солнца, просачиваясь внутрь тонкими вертикальными ножевыми порезами и освещая комнату. На девушке была шелковая изумрудного цвета туника, схваченная на талии золотистым шнурком, турецкие туфли и пышный тюрбан, расшитый стеклянными бусинами. Вьющийся черный локон падал ей на лицо. Виолетта пригубила шампанское и предложила ему свой бокал, который он опустошил одним глотком, терзаемый жаждой потерпевшего кораблекрушение в открытом море. Она вновь наполнила бокал и, держа его за тонкую ножку, ожидала, пока Реле не позовет ее к себе на диван. Это было последней инициативой капитана: начиная с этого момента Виолетта полностью взяла на себя руководство этой встречей.