Николай Редькин - Тихая Виледь

– Я бы тебя, тетка Манефа, каждый день слушала. – Было уже поздно, и Настя собралась уходить.

– Так ведь язык-от, Настенька, за век-от не шибко уробился. Правду сказывал Петруша, Царство ему Небесное, спины гнули да молчали. А теперь вот только и поговорить. Приходи, пошумим еще…

Алексей пошел проводить Настю, пообещав тетке, что придет ночевать.

В Заднегорье Татьяна Владимировна взбудоражила все свое семейство. Она, не спавшая ночь, пребывала в весьма раздраженном состоянии и не давала никому покоя.

Борис с Павлом пытались успокоить ее, говорили ей участливо, что Алешенька-сынок ее уже большой. Говорил же он, что, наверное, останется ночевать у тетки Манефы. Вот и остался. Она же уверяла всех, что случилось что-то непоправимое, случилось именно сегодня, именно сейчас, и велела собирать вещи в дорогу.

Борис, не желавший расставаться с заднегорской тишиной, ушел к кедру, чтобы только не видеть торопливых сборов. Татьяна Владимировна часто выбегала на крыльцо и, приложив руку к глазам, смотрела в поле на окружную дорогу – не пылит ли там уазик Сергея, который должен был привезти им продукты. По обыкновению, он подруливал к школе в первой половине дня, но сегодня не появился и после полудня.

Нетерпение Татьяны Владимировны было столь велико, что она уже хотела идти в Покрово, бросив здесь все вещи, как вдруг у леса появился долгожданный уазик.

Первым увидел его Павел.

– Едет, едет! – радостно, как будто пожаловал к ним важный гость, кричал он с крыльца матери, что возилась с вещами в банных сенцах.

Машина остановилась у крыльца, и из нее, к удивлению и радости Татьяны Владимировны, выпрыгнули Сергей и ее любимый Алешенька (его Сергей подобрал на Большой дороге у Прислонихи).

Оба были столь оживленны и веселы, словно приехали с праздника.

– Да чего ино такое с мужиками, – ворчала Дарья, вышедшая на улицу. – Пьяны или чего? Ой, Серьга, докрутишь шарами-те…

– А, крути не крути! – зубоскалил Сергей. – Амба! Все, приехали. Опять переворот в Рассее. Проспали вы переворот-от [58]…

И такое стали сказывать Сергей с Алешенькой, что у Татьяны Владимировны пропало желание бранить сына.

Его ночное отсутствие вдруг показалось маленьким, незначительным происшествием в сравнении с тем, что творилось в стране.

– И чего вы опять там такое учудили? – не поняла Дарья. – Мало вам, христовым, переворотов-то…

– Ой, Дарья Прокопьевна, не говори! – смеялся Сергей, помогавший Осиповым грузить вещи в машину. – А твои-то пожитки где? – спрашивал он ее. – Собирайся, Дарья Прокопьевна, поедем в село кино смотреть. Такое кино по телевизору крутят, я тебе скажу…

Все стали уговаривать Дарью ехать, но она наотрез отказалась. Привезенные Сергеем продукты Борис упаковал в целлофановые мешки и опустил в бак с холодной водой.

– Ешь, не храни… – наказал он бабушке. Дарья бранила его, мол, ничего ей не надо:

– Семья-то у тебя вон какая. Все исти просят. Семья тепло простилась с бабушкой Дарьей и поехала в Покрово смотреть кино.

Пожалуй, Татьяна Владимировна была права, уверяя своих, что случилось что-то невероятное. Правда, она в том только ошибалась, что случилось где-то далеко, в столице российской, а не в селе Покрове, не в их семье и не с ее любимым Алешенькой (слава Богу).

Осиповы, как и все жители Покрова, все эти дни проводили у радиоприемников и телевизоров. Охваченные общей тревогой, все ждали, что будет дальше. Как в сказке.

Никто еще не знал, будет ли у сказки хороший конец, но все непременно того хотели, от экранов не отходили и действительно, как выражался Серьга Петрушин, воспринимали происходящее в столице как кино, серии которого притягивали к телевизорам сильнее, чем самый остросюжетный детектив: в столицу введены войска, на улицах танки; Белый дом готов защищаться. В прямом эфире. На глазах изумленной России. Насторожившегося мира. Кто возьмет верх? Старики считали, что давно в стране пора навести порядок. Молодежь же воспринимала такие призывы как возврат к прошлому и ждала развязки непременно в пользу так называемых демократических преобразований.

Тревожные, смутные были дни. Все шаталось, колебалось, сулило перемены. Кино смотрели каждый день, каждый час.

Ждали новых необычных кадров. И они появлялись. Один невероятнее другого. Кино вовлекало в очередные серии огромную страну. Все были и зрителями, и участниками представления.

В столице танки бороздили улицы. Кипели людские страсти. Они выплескивались с разноцветных экранов на удивленную страну. В Покрове же царствовали настороженность и тишина. Беспокойство никого не покидало. Все ждали. Все смотрели кино. А когда несколько драматических серий его закончились, никто не воспринял как неожиданность известие, что райком опечатан и у него выставлена охрана.