Николай Редькин - Тихая Виледь

– А ну заткнись! – кричал Серьга Петрушин на какую-то женщину.

Серьга осенью снова пришел в колхоз – на бирже перестали выплачивать пособие, наличных денег не было, а пшено, которое он получал в счет пособия по безработице и продавал, теперь никто не брал у него; мелкий бизнес его рухнул. С братцем Игнатом он мечтал развернуться по-крупному.

Рядом с ним (под портретом вождя) сидел крашеный Валерка. Он не был членом колхоза, но сдружился с Серьгой, а через него и с Игнатом – налаживал связи с городом, куда они намеревались сбывать продукцию.

Крашеный приехал на собрание для поддержки своих компаньонов. Он жевал жвачку и грубо говорил бойкому парню с красивыми вьющимися волосами, сидевшему впереди него:

– Еще будешь вякать – пристрелю!

Парень (это был сын Воронина) огрызался и продолжать что-то кричать Питеряку.

– А ты кто такой, чтобы указывать? – возмущалась женщина в цветастом полушалке, сидевшая за спиной крашеного. Это она однажды смеялась над его крашеной головой в летнем парке.

– Не ваше дело. Собрание открытое.

– Хоть ты и красишь пивичу-то, а умнее она у тебя не становится.

Крашеный отвернулся. Парня он мог припугнуть, что пристрелит, а с бабы чего возьмешь – с бабами он не умел спорить.

Федор Степанович призвал всех к порядку.

Слово взял Владимир Воронин.

Он был вежлив и сдержан.

– Игнат Петрович, – сказал он, – я бы понял кого-то другого, кто бы задавал эти вопросы – о невостребованных паях. Куда они, да кому они, да на каких правах. Да, я бы понял того, кто вчера не был на правлении. Вот они, здесь сидящие, – он развел руками, как бы охватывая весь зал, наполненный возбужденным народом, – они бы должны эти вопросы задавать. А не вы. Но вы же были на правлении. Вы всю процедуру знаете. Читали эти списки десятки раз. Если вы на кого-то обиделись… – На больное место нажал Воронин: обиделся Питеряк, да еще как.

Председателем его не избрали. Покровцы воспротивились, чтобы он был главой их фермерского хозяйства (а он метил сначала сюда). Достались ему прислонинские угодья (у прислонинцев просто не было другого лидера).

– Да откатайте ему весь список! Дайте домой, на память. Пусть читает! – опять крикнул кудрявый парень.

– Сказал, пристрелю, – зло предупредил крашеный.

– Ты чего – ненормальный? – сморщился кудрявый.

– Если кто и ненормальный, то это ты. Чего орешь?

– А ты вообще кто такой?

– А чего – разве не видно? Не понял, да? – корчил рожу крашеный.

Кудрявый отвернулся от него, как от ненормального.

– Хорошо, – успокоил собрание Федор Степанович и еще раз принялся читать список объектов, передаваемых фермерским хозяйствам в доверительное пользование: – Картофелехранилище, картофелесортировальный пункт, водонапорная башня, линия электропередач, пожарный водоем…

– Что? И водонапорную башню покровцам? – не дал дочитать список Питеряк.

Федор Степанович опять терпеливо разъяснял:

– Если крестьянское хозяйство на невостребованные паи получает башню, то это не значит, что оно имеет право ее себе оставить навсегда, выдать ее кому-то, как невостребованный пай. Башня передана в стоимостном выражении. Давайте все-таки успокоимся, – призывал он людей, – выделение фермерских хозяйств, видимо, пойдет и дальше. Неопределившихся еще много. Им можно будет в перспективе выделять какое-то имущество за счет невостребованных паев. Но сейчас, повторяю, уже то хорошо, что у невостребованного имущества будут хозяева, крестьянско-фермерские хозяйства, и оно не будет растащено.

И на какое-то время действительно все успокоились. Утвердили решение правления колхоза о выделении имущества крестьянско-фермерским хозяйствам.

Голосовали практически единогласно.

Против был только Игнат Петрович.

Наступила весьма любопытная минута в ходе собрания. До этой исторической минуты (а она действительно была исторической) еще можно было говорить о фактическом существовании покровского колхоза.

Но вот Федор Степанович огласил списки покровцев, прислонинцев, заднегорцев, которые подали заявления об исключении их из членов колхоза в связи с переходом в крестьянские хозяйства.

За списки (заявления не зачитывали, так как все они были хотя и исторического, но одного содержания) дружно проголосовали.

– Вон как из колхоза-то – списками! – ворчала сгорбленная старушка, сидевшая у стены с молодым человеком и девицей в очках (девица что-то лихорадочно писала в блокнот). – А знаешь ли, девонька, – говорила старушка девице, – как ране-то в колхоз-от загоняли! Не знаешь, милая, какой притужальник был! А ноне видишь как – списками – из этого, из колхоза-то. А я не верила, что правда. Не думала, что списками-то…