Иван Давидков - Рифы далеких звезд

Своими повадками заводи напоминали людей. Они могли быть дружелюбными, тихими и внимательными или же приманивали улыбкой, пряча в ней подлость и коварство. Взрослые знали переменчивый нрав реки и доверялись ей с оглядкой. Дети же поступали иначе: чувство у них побеждало рассудок. Они были порывисты в своих желаниях и поступках, и жизнь подносила им горькие уроки, открывала глаза, учила видеть обманчивость улыбки, обещания, душевного слова. Наступал час, когда они переставали доверяться, в их сердцах поселялось сомнение — признак того, что детство уже позади.

Заводь у железнодорожного моста всегда манила к себе Маккавея. Он с самых ранних лет купался в ней — там, где помельче, и любил смотреть, как старшие мальчики ныряют в подводные пещеры, а потом, сопя и отфыркиваясь, выбрасывают на песок усача или кленя. В этой заводи цыгане купали лошадей, и мальчик догадывался, какая там глубина, по тому, что лошадь, вступив в воду, сразу исчезала с головой, и только кончики ушей шевелились на поверхности. Голые тощие цыгане, чьи темные тела, казалось, прокоптились у таборных костров, верхом въезжали в заводь и сползали со скользких лошадиных спин в воду, увертываясь от сопящих морд с грозно сверкающими плоскими зубами.

Поговаривали, что на этот раз после весеннего половодья заводь совсем обмелела. Те, кто успел искупаться там, рассказывали, что вода едва доходит до подмышек. «Противно барахтаться в такой луже!» — с презрением говорили дети постарше.

Однажды в начале июля, когда солнце нещадно пекло и в воздухе стоял запах разогретой воды, ряски и рыбы (для жителей поречья этот запах всегда связывался с ребячьим гомоном на реке, с вздувающимися на ветру детскими рубашонками, что валялись тут и там на песке). Маккавей направился к заводи у железнодорожного моста. Там река делала поворот. Вода пенилась вокруг камней пологого брода и билась о глиняный берег, даже теперь, в летний зной, не отказывалась от намерения подмыть корни старой осины. Вода словно долбила их серебряным долотом, из-под которого вылетали искры.

Когда Рыжеволосый подошел к заводи, там никого не было. Должно быть, мальчишки подались туда, где поглубже. Возле нижнего брода он заметил двух рыболовов. Закрепив удочки на берегу, они ходили по воде, ощупывая камни, время от времени у них в руках мелькала рыбешка. «Попадись они сейчас на глаза леснику, сразу пришлось бы уносить ноги», — подумал Маккавей, и рыбаки, наверное, думали о том же, потому что украдкой поглядывали в сторону ивняка. Однако строгий блюститель закона не появлялся. Заводь сверкала отражавшимся в ее глубине солнцем — сверкала так, что сама, как в зеркале, отражалась в листьях нижних веток осины. Маккавей, зачарованно слушая плеск воды, стал раздеваться. Придавив камнем снятую одежду, чтобы не унесло ветром, он вошел в воду и через несколько шагов ощутил границу между освещенной частью заводи и той, куда падала тень осины. Темная гладь воды обдала его холодом — он нырнул, чтобы поскорее привыкнуть к этому ощущению, которое миг спустя превратится в ласковое прикосновение волн к щекам и в слепящих глаза солнечных зайчиков.

Он продвигался в воде спокойно, уверенный в том, что заводь после паводка обмелела. Песок шевелился под ногами, затягивая в глубину. Зубы стучали от холода, прозрачная вода со всех сторон обволакивала мальчика своими струями, похожими на стайки мелких, скользких рыбешек.

Рыболовы заметили мальчика — его волосы пламенели над гладью воды, — но спокойно продолжали обшаривать камни. И, наверно, еще долго выискивали бы шевелящихся усачей, если бы не услышали испуганный вопль и не увидели, как две руки тщетно пытаются ухватиться за свисающие корни осины — водоворот затягивал их в темную пасть омута…

Торопливо скинув с себя одежду, они бросились в воду. Их мигом подхватило водоворотом и потащило под корни — туда, где исчез мальчик…

Уже смеркалось, когда спасенный Маккавей побрел домой. Ноги подкашивались, он впервые почувствовал, как неустойчива под ним земля: она качалась, прогибалась и уходила из-под ног, точно песок на дне заводи, казалось, вот-вот разверзнется пропасть и он бесследно исчезнет в ее пасти…

Озаренные закатом деревья отбрасывали тени — более темные на дороге и высветленные на зреющих хлебах у подножия холма. Маккавей слушал крики сов, провожал глазами низкий полет ласточек над рекой и пытался не думать о происшедшем, но оно упорно вытесняло из головы все остальное. Мальчик ощущал струю воды, ножом воткнувшуюся в горло, и шевеление песчаного дна, неожиданно выскользнувшего из-под ног, чтобы швырнуть его в мрак подводной ямы.