Олдос Хаксли - Желтый Кром

— Что? — спросила она испуганно, как бывает в подобных случаях. — Что?

Дженни расслышала ее восклицание. Она посмотрела на нее, улыбнулась, кивнула ободряюще.

— Это про окорок, — сказала она.

— Что про окорок?

— То, что Генри читал. — Дженни закрыла красный блокнот, лежавший у нее на коленях, и надела на него резинку. — Я иду спать, — объявила она и встала.

— Я тоже, — сказала Анна зевая. Но подняться из кресла у нее не хватило сил.

Ночь была жаркая, душная. Занавеси у открытых окон висели совершенно недвижимо. Обмахиваясь, как веером, портретом астрального существа, Айвор выглянул наружу, в темноту, и сделал глубокий вдох.

— Жарко, как в шерсти, — заявил он.

— После полуночи станет прохладнее, — сказал Генри Уимбуш и предусмотрительно добавил: — Возможно.

— Я знаю, что не усну.

Присцилла повернула в его сторону голову. Монументальная прическа качнулась, как всегда даже при самом легком движении.

— Вы должны сделать над собой усилие, — сказала она. — Когда я не могу уснуть, я сосредоточиваю свою волю. Я повторяю: «Я усну, я уже сплю!» И — оп! — проваливаюсь. Такова сила внушения.

— Но действует ли она в душные ночи? — осведомился Айвор. — В душные ночи я просто не могу спать.

— Я тоже, — сказала Мэри. — Разве только на открытом воздухе.

— На открытом воздухе! Какая прекрасная мысль!

В конце концов они решили спать на плоских свинцовых крышах башен: Мэри — на западной, Айвор — на восточной; через люк туда можно принести матрасы. Под звездами, под луной между второй четвертью и полнолунием они, конечно, заснут. Были вытащены наверх матрасы, постелены простыни и одеяла, и через час двое страдающих бессонницей — каждый на своей башне — прокричали друг другу через разделяющую их пропасть пожелания спокойной ночи.

На Мэри убаюкивающие чары открытого воздуха не подействовали с той магической силой, на какую она рассчитывала. Даже через матрас нельзя было не почувствовать, что свинцовая крыша чрезвычайно жестка. А потом еще всякие звуки: то и дело ухали совы, а один раз, напуганные неизвестно чем, все гуси на ферме разразились внезапным гоготаньем. Надо было смотреть на звезды и на месяц в фазе между второй четвертью и полнолунием, а стоило метеору прочертить полосу по всему небу, и невольно хотелось широко открыть глаза и, сосредоточившись, дождаться появления следующего. Время шло. Луна на небе поднималась выше и выше. Мэри хотелось спать еще меньше, чем тогда, когда она сюда выбралась. Она села и заглянула через парапет. Интересно, смог ли заснуть Айвор, подумала она. И словно в ответ на ее безмолвный вопрос, из-за дымовой трубы у дальнего конца крыши бесшумно появилась белая фигура, которую нельзя было не узнать в свете луны. Это был Айвор. Раскинув, как канатоходец, руки, он двинулся вперед по коньку крыши. Время от времени он покачивался, словно удерживаясь от падения. Мэри следила за ним затаив дыхание: может быть, он лунатик? Предположим, он внезапно пробудится. Если она заговорит или пошевелится, это может стать причиной его смерти. Больше смотреть она не могла и, откинувшись на подушки, напряженно прислушивалась. Некоторое время, показавшееся ей вечностью, до нее не доносилось ни звука. Потом раздались легкие шаги по черепице, затем скрежет и произнесенное шепотом «Черт возьми!». Внезапно над парапетом появились голова и плечи Айвора. Потом последовала нога, за ней другая. Он был на крыше ее башни. Мэри притворилась, что проснулась и удивлена.

— О! — сказала она. — Что вы тут делаете?

— Я не мог уснуть, — объяснил он, — вот и зашел узнать, может быть, и вы не спите. Одному на башне ужасно скучно. Вы не находите?

Около пяти начало светать. Длинные, узкие полоски облаков прочертили небо на востоке, края их светились ярким оранжевым огнем. Небо было белесое и рыхлое. Со скорбным криком страдающей души, тяжело взмахивая крыльями, взлетел на башню огромный павлин и устроился на парапете. Айвор и Мэри вздрогнули и очнулись.

— Держи его! — закричал Айвор, вскакивая на ноги. — У нас будет перо!

Испуганный павлин бегал то в одну, то в другую сторону по парапету, смешно приседая, как в реверансе, подпрыгивая и кудахча. Длинный хвост тяжело волочился за ним при каждом повороте. Затем, захлопав крыльями, павлин взлетел, со свистом рассекая воздух, и величественно поплыл на восток, вновь обретя утраченное достоинство. Но от него остался трофей. Айвор держал в руке перо — лилово-зеленый, золотисто-голубой глаз в длинных ресницах. Он вручил его Мэри.