Геннадий Николаев - Вещие сны тихого психа

Как обычно, перед уходом домой, заглянул доктор Герштейн. Я поманил его.

— Ну как, передали мое письмо доктору Матцке? — поинтересовался я. Герштейн лишь махнул рукой — с таким видом, что сейчас не до письма. — А что происходит? — спросил я.

Герштейн присел на стул, якобы на минутку.

— Из-за вашего соседа — дым коромыслом, — посмеиваясь, сказал Герштейн.

— Так в чем дело? Если не секрет…

— Какие там секреты! Это у вас всё секреты, а тут сама жизнь, в натуральном виде. Хотите знать? Пожалуйста. Мы с доктором Матцке раскусили молодца. Догадались включить видеокамеры в туалете и в душе. И сразу всё тайное стало явным. У мальчика просто гипертрофированная сексуальность. Отсюда — отклонения психики. У нас в России таких называют сексуальными гигантами. Он способен удовлетворять женщин двадцать четыре часа в сутки. Разумеется, это не проходит без последствий: через три-четыре года такой интенсивной жизни импотенция ему гарантирована! Мы вызвали родителей, стали разбираться, откуда корни, есть ли наследственное. Выяснилась такая картина: когда ему было пять лет, девушка-прислуга, которой, кстати, было всего пятнадцать, придумала «игру» — ложилась на диван, раздвигала ножки, а его, малыша, со своих коленок, как с горки, роняла на себя. Играла она таким образом часами, до полного изнеможения, потому что ребенок еще не созрел для того, чтобы удовлетворить ее похоть. Их однажды застукали, ее немедленно выставили вон, но у него в организме что-то стронулось и слишком рано пошло в рост. Когда ему было девять, родители отобрали у него порнофильмы, которые он смотрел тайком по ночам. В двенадцать он впервые познал соседскую девушку, которая тоже была озабочена подобными проблемами. В пятнадцать попал в компьютер как постоянный посетитель секс-шопа с видеокабинками. В восемнадцать — первые нервные срывы, депрессии, нарушение работы слюнных желез, чрезмерная сексуальная возбудимость, с которой он уже не мог справляться. В девятнадцать — он уже у нас, сами видите, что это такое. Слава богу, мы не гиганты и уже никогда ими не будем!

Он невесело посмеялся над своей же шуткой, пожал мне руку и удалился. Обо мне так ничего и не сказал, хитрец! А я забыл попросить его, чтобы поговорил с родителями Франца: в том, что произошло с Францем, они сами виноваты, зачем же стегать ремнем?! Неразумно, не говоря уж о педагогической этике…

Но доктор вернулся сам. Опять со своим баллончиком и бумажкой.

— Только что говорил с доктором Матцке о ваших делах. Он настаивает на прежней договоренности. Бесполезно возражать, работает национальный менталитет. Итак, или вы соглашаетесь после возвращения вашей жены на чистку и мы продолжаем нашу дружбу, или — дружба врозь, и доктор Матцке, боюсь, навсегда вычеркивает вас из списка своих пациентов. Живите как хотите, обращайтесь к другим врачам, в другие клиники. Лично я его понимаю, здесь повышенное чувство профессионального престижа, имиджа. Коли вы обратились к нему, то должны подчиняться всем его предписаниям.

— А как же банка с пилюлями, которые вы сливаете в канализацию? — поддел я его.

— А это — наш, российский менталитет! Я ведь тоже врач. Не так ли?

— О да! Если бы клиника была вашей, я готов был бы тут остаться навечно!

Он покхекал, снял оттиск с ладони и собрался было улизнуть.

— Минуточку, доктор. Вы знаете, что родители выпороли Франца ремнем?

— Разумеется. Здесь в каждой палате видеокамеры, и оператор записывает всё существенное для процесса лечения.

Меня смутило это сообщение. Значит, они видели, как Джильда обхаживала нас с Францем?!

— Пусть вас не смущает то, о чем вы подумали, — сказал доктор, — здесь еще не то бывает… Но — врачебная тайна превыше всего. Ничто не просочится за стены этого дома!

Я позволил себе усомниться: кто запретит мне рассказать о порке Франца или невинных забавах Джильды?!

— О, вы недооцениваете наши возможности. Техника — на грани фантастики! И даже — выше! Прошу вас, не думайте о пустяках!

— Какие же это пустяки, доктор?! Судьба пациента, медсестры, наконец моя собственная!

— Насчет «пациента», вашего соседа, можете быть абсолютно спокойны. Армия, тем более Чечня или Босния, ему не грозит, всё остальное — блажь. Пройдет или не пройдет, не столь уж важно для вас. Джильда — тоже не проблема. Если даже доктор Матцке уволит ее за строптивость, она тотчас найдет себе другое место, опытные медсестры тут на вес золота. Скорее всего, он переведет ее на другой этаж, чтобы закрыть историю с Францем. Согласен с вами: Франца надо было пороть лет десять тому назад, сейчас поздно. Однако во всяком деле есть две стороны: плюс и минус. Выпороли — плюс для удовлетворения их родительского долга по отношению к своему ребенку, плюс для ребенка: получит денежное вознаграждение, минус — укрепят парня в своих наклонностях, еще минус разочаруются в отроке, могут вообще передать его под опеку тетушки. А тетушка, ярая коммунистка, прошедшая концлагеря нацистов, мягко говоря, совсем не годится в воспитатели. Кстати, о Джильде: вы интересовались ее судьбой, а она интересуется вами! У вас взаимная заинтересованность! Чем-то вы ей приглянулись… — Доктор с хитроватой улыбочкой разглядывал меня, а я отводил глаза, потому что лгать в принципе не умел. — Ну-ка, ну-ка, господин Марксэнгельс, признавайтесь, что у вас с фрау Джильдой? Романчик? Она вам нравится?