Геннадий Николаев - Вещие сны тихого психа

— Так что случилось? Повторный инфаркт?

— Нет, в том-то и дело…

— А что?

— Извините, доктор, я давал подписку о неразглашении…

Герштейн с печальной иронией взглянул на меня. Мне стало неловко.

— Извините, доктор, конечно, глупо с моей стороны, но эти стереотипы… Папа, мой тесть. Герой Соцтруда, лауреат Ленинской и трех Госпремий, был, да, теперь уже был, совершенно закрытой фигурой советского ВПК. Жена его, Софья Марковна, интеллигентная, добрейшей души женщина, умерла при странных обстоятельствах, но об этом потом. Через год Папа женился на Ольге Викторовне, терапевте, которая «вела» все наше семейство во главе с Папой. По возрасту она где-то посередине между покойной Софьей Марковной и Галей. Вначале все было хорошо, даже очень. Мы жили все вместе в огромной пятикомнатной квартире в доме «сталинского» типа на улице Горького. Но потом у Гали с Ольгой Викторовной что-то не заладилось. Не буду морочить вам голову всеми этими подробностями. Короче, Папа вдруг принимает кардинальное решение: эту квартиру сдает, взамен получает от мэрии трехкомнатную для себя и Ольги Викторовны и двухкомнатную для нас, бездетных. Обе квартиры роскошные, в самом центре Москвы, с видом на Кремль! Все были довольны, конфликты забыты, все в работе, Папа счастлив с молодой женой… Тематика, которой он занимался… извините, опять эта подписка — как кость в горле…

— Слушайте сюда, — перебил Герштейн. — В начале службы я был направлен на Северный флот и пять лет отплавал судовым врачом на АПЛ. Знаете, что это такое? Атомная подводная лодка! Вот вам и хитрости советской национальной политики: на руководящие посты — шлагбаумы, а где опасности — пожалуйста, у нас все нации равны. Ну, это так, к слову. Так вот, я попал в соединение, которое несло боевое дежурство у берегов Кубы. Месяцами лежали на дне с готовыми к пуску ракетами с ядерными боеголовками! И именно там, на АПЛ, я впервые всерьез столкнулся с проблемами психиатрии. Ребята, на вид атлеты, боксеры, штангисты, сходили с катушек из-за психического перенапряжения. Начинались такие странности в поведении, что становилось опасно подпускать их к ракетным комплексам. Наблюдая их, я пришел к выводу, что при длительном психическом перенапряжении бессознательное, по Фрейду, вытесняет сознательное и начинает полностью властвовать над человеком. К примеру, если парень скрытый садист или мстительный, то при полном снятии тормозов способен на любое преступление. Были случаи нарушения сексуальной ориентации, что тоже весьма чревато. На основе этих наблюдений я защитил кандидатскую, естественно, с грифом «Секретно». Но я предложил метод и аппаратуру для возвращения сознательного на его законное место. Это называлось «реабилитацией сознания», и я защитил докторскую, тоже с грифом. Она шла вразрез с общепринятыми в те годы представлениями. Беда в том, что наши психиатры вроде Морозова, Вартаняна, Жарикова, Чуркина заставили клиники применять на практике так называемую «вялотекущую шизофрению», которую можно было приклеить практически любому. Это было очень выгодно властям предержащим: любой инакомыслящий, борец с режимом объявлялся «вялотекущим» и надолго запечатывался в закрытые психлечебницы. Помните, генерал Петр Григорьевич Григоренко? — типичнейший случай. Я пытался бороться с этой чудовищной практикой, но всякий раз, когда я возникал в роли адвоката очередного «шизофреника», меня волокли в Первый отдел и тыкали носом в пачку подписанных когда-то бумажек о неразглашении. Однажды я не выдержал, и когда мне снова сунули в нос эту папку, я вырвал все листы и на глазах обомлевших «кураторов» разорвал их в мелкие клочья. Разумеется, меня скрутили, увели в те же самые палаты, где я бывал как врач. Три года жена и друзья воевали за меня, три года! Диагноз — «вялотекущая шизофрения». Всё это к тому, голубчик, чтобы вы напрочь забыли про все эти ваши раздолбанные подписки. Поняли? Время все стирает! Какие могут быть секреты после гибели красавца «Курска»? Да и раньше. Вы знаете, сколько наших затонувших АПЛ американцы втихаря подняли со дна? Нет? Военная тайна! А между тем тетя Фира на одесском рынке говорила, что восемь штук, но наша тетя Хася ее поправляла: «Шо ты брешешь, не восемь, а одиннадцать!» Так что все эти подписки — в туалет, на подтирку!

Все это звучало вполне искренне, но я уже не раз сталкивался с провокационной откровенностью, когда с тобой откровенничают, желая выудить из тебя интересующую их информацию о тебе, поэтому надо быть всегда начеку!