Филимон Сергеев - Идущий от солнца

– Конечно, видела…

– И всю эту дьявольскую технику он использует против нас с тобой – людей очень далеких от политики и ее шоу-показухи. Иначе не скажешь.

– Тебе лучше, Ваня?

– Ты мое ясное солнышко. Только свою драгоценную бабушку я люблю так же искренне и бескорыстно, как тебя.

Я не знаю, что с нами будет дальше, не знаю, сможем ли мы улететь на другую планету..

– А почему не сможем?

– У меня какое-то недоброе предчувствие. Внезапное появление кристалла на дне родника и невероятные сны, связанные с открытиями Семена Дежнёва, растревожили и подкосили мою душу… Зря мы оставили Майклу провизию. и автомат тоже зря. Они наверняка ищут нас. От этих господ у меня страшная головная боль. Верушка, дай мне руку, – Иван взял разнеженную ладонь своей ненаглядной невесты и долго держал в своей почти безжизненной руке. – Милая моя, твоя любовь потрясла меня до глубины души. Я счастлив тем, что ты получила бескорыстную взаимность от солнца и брусничного суземья. В моей спальной комнате под зеркалом на комоде лежат сердечные письма, которые я писал своей драгоценной бабушке. студенческие письма. Им более двадцати лет… Если со мной что случится, возьми их на другую планету. пусть инопланетяне знают, что такое земная любовь.

– О чем они?

– О любви, Вера. О любви, которая еще живет в России, и дай Бог ей вечности.

На этот раз «Айвазовский» принес двадцатилитровую канистру родниковой воды и, увидев обнаженную Веру, выронил канистру из рук.

– Простите меня. Может, я слишком поторопился? – растерянно сказал он, потрясенный увиденным. – Вы Богиня, малышка. Жаль, что я всего-навсего однофамилец великого художника. Я бы нарисовал вас на фоне таежной реки, и мой «Девятый вал» был бы очень похож на ваши рельефные, почти вулканические груди.

– Ты бы прославился, Федор, потому что в этих ненасытных и по-юношески вздернутых холмиках страданий и дерзкого безумия больше, чем в картине Айвазовского «Девятый вал», – неожиданно подметил Иван, и Вера вдруг почувствовала, что он абсолютно не ревнует ее к своему другу, у которого появился в глазах какой-то сладострастный и очень колдовской блеск.

– Ваша вода просто необходима сейчас, – прикрывая груди, так же растерянно ответила она. – По-моему, у Ивана нервное истощение. У вас валерьяновые капли есть?

– Капель нет, а валерьяновые корни лежат на комоде…

– Там же, где письма моей бабушки, – с какой-то болезненной улыбкой сказал Иван. – Спрячь письма в свою сумку и пойди растопи русскую печь. А сейчас надень мою одежду, которая висит в предбаннике. По-моему, «Айвазовский» обалдел от тебя. Как бы он тротиловые бруски с хозяйственным мылом не перепутал.

– Иван Петрович, не надо ля-ля. Или ты уже выздоравливаешь?

– Может быть, только голова почему-то кружится и страшно хочется спать. Иди, Вера, в дом. Как только услышишь взрывы, чай заваривай да стол накрывай. Ну как, Федор Понтилеймонович, отвальную отмечать будем?!

– Не знаю, Петрович, не знаю. Все гораздо серьезней, чем я думал. Похоже, что у инопланетян и в самом деле голова в другом месте находится. Они другие родники по всей Вселенной ищут, а наш – к чертовой матери.

– А вы, Федор, не переживайте за них. – неожиданно вспылила Вера и, надев рубашку Ивана, поцеловала его в губы. – Они спасают вас, скажите им спасибо. И полный вперед. Правильно я говорю, Иван Петрович?

Иван хотел похлопать Веру по разгоряченным бедрам, но руки его были слабыми, и он только погладил их.

– Иди, Вера, в дом. я скоро приду к тебе. А сейчас нам надо подумать с Федором и решить, как использовать боеприпасы, чтобы их хватило на весь родник.

Поднявшись к дому Ивана по каменистому утесу, Вера обнаружила, что ночные звезды окружили таежное капище со всех сторон, и светлая белая ночь, словно потревоженная чайка, расчувствовала ее душу.

«Какая сказочная благодать вокруг! – шептала она, поднимаясь по камням, выложенным в длинную лестницу. – От хвойного запаха смолы захватывает дух, и какое-то странное, до боли ощутимое чувство пронизывает сердце. Порой кажется, что земля в этих местах бессмертна, а время остановилось… Может, поэтому здесь находится родник вечности? Может, поэтому отсюда исходит мудрость, пережившая не одну цивилизацию и не одну властную пирамиду? Как я раньше совсем не думала о космосе, о звездах, которые намного ближе и дороже мне по всем ощущениям и радостям, чем многие высосанные из пальца книжки, рассчитанные на слабоумных и бездуховных млекопитающих. Теперь я буду бояться и обходить стороной людей, похожих на животных, которые поедают друг друга в прямом и переносном смысле. Этому меня научит Иван, дай Бог ему здоровья и сил».