Филимон Сергеев - Идущий от солнца

Иван слушал Веру, но уже почти физически чувствовал, что где-то внутри его разгорается, пусть еще еле ощутимый и очень слабый, но живой огонек радости и света. Он проникал во все части его обессиленного тела и придавал ему какую-то необъяснимую энергию, зовущую к движению, к жизни.

– Дай мне твои губы и положи мои руки на твои бедра, – с нежностью сказал он. – Я хочу чувствовать скольжение не только твоего обалденного тела, но и души. Пусть наши чувства, как два крыла одной радости, соединятся вместе, пусть не сейчас. а на другой планете, среди райских цветов, пахнущих багульником, розами лесными. Ты знаешь, радость моя, я когда-то тоже мечтал стать актером и учил удивительные монологи, от которых иногда останавливалось сердце, и кровь приливала к лицу до такой степени, что кружилась голова. Я терял сознание… Я настолько жил теми мыслями, теми образами, которыми жили мои герои, что мир казался совсем другим. Это было удивительное время! Моему сердцу и разуму казалось, что пространство и время не имеют границ, что любовь моя бесконечна, а душа вмещает не только мысли и чувства всех людей, с которыми столкнула судьба, но и Вселенную, весь мир, который создал меня. Это было время надежд. безумной веры в исповедальный русский театр, его солнечную, неразвращенную, непродажную духовность. Я учился тогда в Школе-студии МХАТ на актера театра и кино и был совершенно нищим пацаном без угла и крыши над головой, потому что приехал из деревни, которая находится рядом с поселком твоей матери. Если б я знал тогда, что в этом поселке растет такой необыкновенный цветок, я бы бросил школу-студию еще раньше. и еще раньше соединил бы свою расхристанную душу с космосом.

– Цветок – это я? – растерянно спросила Вера, немного оторопев и стыдливо пряча свое разрумяненное тело от его пристального взгляда.

– Да. ты мой запоздалый цветок, которого мне не хватало всю жизнь. Ты мое райское недоразумение, которому было еще страшней, еще кошмарнее добиваться своего признания в жизни. Я это хорошо понимаю, потому что у нас на курсе в Школе-студии учились девчонки не только внешне красивые, но и с немалой внутренней красотой, и чем сложнее были их души, тем сложнее и непредсказуемей становилась их жизнь. В конце концов, она их ломала, шлифовала, бросая в самые рабские условия существования. Либо они разменивали или разбрасывали себя среди сволочных мужиков, становясь их подстилкой ради карьеры, престижа, либо бросали обучение и выходили замуж. Это было время бесстрашных амбиций и творческих взлетов совсем молодых театров. Потребность больших перемен в России чувствовалась повсюду… И особенно там, где содержание подменялось разукрашенной кичливой формой. Как раз в это время пресыщенной советской власти становилось все сложнее и сложнее удерживать свою политику. Потому что плохое правление любой фабрикой или заводом моментально сказывалось на благосостоянии тружеников всего предприятия, и люди разбегались по другим кормушкам. Благо, в России есть, куда бежать. Советская власть с ее мощной военной дисциплиной разваливалась на глазах. В ее кадрах появились демагоги, которых начинало тошнить от одной идеи духовного равенства и братства – идеи, на которой держится все православие и великая мудрость взаимного созидания. Появились люди обособленного капитала: продажных душ и компьютерных сердец – себе на уме «бурундуки» и «плюшкины». Они не захотели носить одну и ту же кепку, как это делали Владимир Ульянов и Юрий Лужков, или одни и те же сапоги, в которых всю жизнь проходил Иосиф Джугашвили. Они власть стали понимать не как служение тем людям, которые выдвинули их, а как неограниченную возможность алчной фантазии и беспредельного эгоизма и диктата. Они стали безумцами, пожирающими ту силу, которая пустила их во власть. Отсюда возник раскол между людьми и правящей элитой и страшное расчленение себе подобных на очень богатых и очень бедных. Этот раскол подобен расщеплению радиоактивного урана, который работает только на разрушение и в мирных целях не пригоден. Человек неограниченной власти и присвоивший то, что иногда трудно присвоить всей солнечной системе, теряет связь с себе подобными людьми и становится вне естественного развития человеческой природы. Этот аномально больной безумец не только опасен для окружающих его людей, но и для космоса, потому что он начинает переделывать космос на свой «плюшкинский» лад. Ты видела, Вера, какой самурайский штык на автомате спецназовца и какая навороченная оптика на стволе пацана?!