Пайпер Керман - Оранжевый – хит сезона. Как я провела год в женской тюрьме

Я постучала в его дверь, вошла в кабинет и протянула прошение.

Он молча прочитал его, затем поднял глаза:

– Мисс Керман, я не уверен, что понял ваш запрос. Может, присядете?

Я села на стул и сняла с головы белую бейсболку. К моим щекам снова прилила краска. Я выбрала у него на столе точку и уставилась на нее, чтобы не встречаться с ним глазами – мне не хотелось показывать ему, насколько мне досадно, и уж точно не хотелось расплакаться перед полицейским. Затем я подробно объяснила ему, в чем суть моего прошения. Закончив, я глубоко вздохнула, подняла глаза и посмотрела на техасца.

Он покраснел не меньше моего.

– Я немедленно вас оттуда переведу, – сказал он.

Июль принес с собой проблемы. Перегруженный лагерь изнывал от жары. Телефоны перестали работать. Стиральные машины сломались – просто ужас. Вдруг исчезли фены. Две сотни женщин без телефонов, стиральных машин и фенов – это был какой-то «Повелитель мух» на эстрогене. И черта с два я хотела быть Хрюшей.

Чтобы сбежать из напряженной атмосферы, я частенько – особенно на закате – сидела среди сосен, возвышающихся над стадионом и долиной. Теперь я знала, как выглядит озеро, и представляла, как ныряю в него, ухожу глубоко под воду и уплываю прочь. Внимательно прислушиваясь, я пыталась разобрать среди летних звуков гул моторных лодок. Там было так красиво – зачем только такое место испортили ужасной тюрьмой? В те вечера я невыносимо скучала по Ларри, мечтая оказаться рядом с ним.

Я каждый день проверяла списки, чтобы узнать, не перевели ли меня на другую работу. Однако через неделю стало ясно, что моя попытка сбежать из электромастерской сорвалась, потому что чертов ДеСаймон внезапно ушел в отпуск, а техасец решил не переводить меня в строительный цех до его возвращения. Понять этого я не могла.

Но когда я попыталась надавить на жалость, техасец поднял обе руки, словно останавливая меня.

– Доверьтесь мне, мисс Керман, и немного потерпите. Я вас переведу.

Мой перевод из электромастерской в строительную чудесным образом произошел в конце июля. Техасец сдержал слово. Я аж подпрыгнула от радости, услышав о новом назначении.

Среди новых коллег оказались моя приятельница Элли Б., веселая и очень высокая чудачка из блока Б, и Пенсатукки, которая явно не переставала бороться за звание белой девчонки с самым острым языком. В столярной мастерской работали в основном испанские цыпочки, включая Марию Карбон – ту самую девушку, которую я встретила в камере номер 6 еще в феврале, когда она пребывала почти в кататоническом состоянии. В последующие месяцы она взяла себя в руки: контраст между той испуганной девчонкой и этой уверенной в себе, немного дерзкой заключенной был поистине разительным. Меня встретили приветливо, и я не почувствовала ни намека на атмосферу отверженности, к которой привыкла в электромастерской. Строительная и столярная мастерские находились под одной крышей. Там пахло деревом, краской и опилками. Теперь я работала под началом мистера Кинга, курящего одну сигарету за другой Ковбоя Мальборо.

В блоке Б у меня появилась новая соседка, которую я прозвала Помпон за ее прическу. Застенчивой Помпон было двадцать два года. Она любила поспать и быстро завоевала репутацию лентяйки. Возможно, она столько спала из-за депрессии, а депрессия – нормальная реакция на заключение. Ее определили на работу в гараж, где она с энтузиазмом заправляла бензином тюремные машины – мне она лентяйкой не казалась. Стоило посмотреть на нее и улыбнуться, как она отводила глаза, но тоже смущенно улыбалась.

Однажды в очереди за ужином Помпон резко повернулась ко мне и начала разговор. Едва ее зная, я решила, что она говорит с кем-то другим, например со своей коллегой Энджел, которая стояла у меня за спиной. Но нет, она обращалась ко мне – и довольно настойчиво.

– Начальник вызвал меня сегодня в кабинет и спросил, не сидел ли здесь кто из моих родственников. – Ее начальником в гараже был мистер Сенекал. – Представляешь, оказалось, что у него работала еще моя мать.

Я посмотрела на Помпон. В тот момент в лагере было три пары сестер, а незадолго до моего появления освободили мать одной из моих соседок. На этом этапе срока меня удивляло не столько то, что она была федеральной заключенной во втором поколении, сколько то, что она не знала о работе матери в гараже.

– Ты не знала, что мать работала в гараже? – спросила я.

– Я знала, что она здесь сидела, мне тетя рассказывала. Но про гараж она не говорила.