Пайпер Керман - Оранжевый – хит сезона. Как я провела год в женской тюрьме

Для этого нужно было протянуть новые кабели от генератора в бойлерной к щитку в комнате свиданий – физически протащить их сквозь нутро здания. Когда настал этот знаменательный день, мы собрали инструменты, которые нам велел взять ДеСаймон, и пришли в бойлерную, ожидая дальнейших указаний. В электромастерской не было крепких женщин, поэтому нам на подмогу прислали несколько работниц-сантехников.

ДеСаймон копался в проводах – это были толстые промышленные кабели, с которыми я никогда прежде не работала. Взяв несколько, ДеСаймон принялся обматывать их черной изолентой, пока они не оказались связанными примерно на полметра. Затем он прикрепил к получившемуся пучку веревку, конец которой был пропущен в комнату свиданий. Женщины-сантехники наверху ждали своего выхода.

В бойлерной были я, Эми, Иветт и Васкес. Мы все смотрели на ДеСаймона.

– Они будут тянуть, а вы толкайте. Подавайте кабель наверх. Но нам кое-чего не хватает. Нужен смазчик.

По его тону я поняла, что эта работа не из приятных, и сразу догадалась, кто будет ее выполнять.

– Кермит. Будешь смазчиком. Держи. – Он протянул мне резиновые перчатки по локоть. – Хватай ведро со смазкой. – Он показал на чан с промышленной смазкой, который стоял возле его ног.

Я поняла, к чему все идет, и покраснела.

– Не жалей смазки, Кермит.

Я взяла ведро. ДеСаймон бросил мне пучок кабелей. Они были жесткими и совсем не гнулись, а меня сковало от унижения.

– Без смазки их здесь не протолкнуть, Кермит. Намазывай хорошенько.

Наклонившись, я взяла две пригоршни смазки, похожей на ярко-голубое желе, и шмякнула ее на огромный, до этого вполне безобидный, а теперь омерзительный полуметровый фаллос.

ДеСаймон запрокинул голову и крикнул:

– Тяните!

Веревка дернулась, но протолкнуть кабели с первого раза не получилось.

– Ну же, Кермит, не отлынивай!

Ярость застилала мне глаза. Я попробовала представить, как кровь в моих жилах превращается в лед, а я сама взлетаю под потолок и смотрю на все со стороны, но сцена была настолько отвратительной, что моя обычная техника не сработала. Взяв еще голубого желе, я размазала его по всей длине связанных кабелей.

– Как тебе этот конский хрен? Нравится? А, Кермит?

Конский хрен? Я опустила руки. С перчаток стекала голубая слизь. Эми смотрела себе под ноги, а Иветт делала вид, что не понимает ни слова по-английски.

– Тяните! – снова проорал ДеСаймон.

Тюремные сантехники дернули за веревку. Кабели вошли в отверстие.

– Тяните!

Они продвинулись чуть дальше.

– Толкайте!

Мои коллеги стали толкать кабели вверх. Заметив их затруднения, я принялась им помогать. Кабели поползли по узкой шахте – и вскоре необходимость толкать их отпала. Я вышла из бойлерной, стянула с себя перчатки и бросила их на пол.

Две сотни женщин без телефонов, стиральных машин и фенов – это был какой-то «Повелитель мух» на эстрогене.

Меня захлестнула слепая, взрывоопасная ярость. Мне не оставалось ничего другого, кроме как со всей силы побросать в кузов пикапа стремянки, инструменты и инвентарь. Другим работницам электромастерской явно было не по себе. Остаток дня я ни с кем не разговаривала, а ДеСаймон не разговаривал со мной. В лагере я сразу пошла в душ и попыталась смыть с себя всю слизь и унижение. Затем я написала еще одно прошение, на этот раз на имя начальника ДеСаймона. Оно было примерно таким:

Как я уже упоминала при прошлой встрече, мой начальник мистер ДеСаймон иногда во время работы разговаривает с нами грубо и неуважительно, употребляя чересчур натуралистичные в сексуальном отношении выражения.

23.06.04, во время проводившихся в бойлерной работ по устройству новой электропроводки для комнаты свиданий, нам пришлось иметь дело с крупными электрокабелями, скрепленными изолентой. Мне велели смазывать эти материалы, чтобы протолкнуть их сквозь шахту, и в процессе мистер ДеСаймон назвал их конскими гениталиями, что я нахожу крайне оскорбительным. Вместо слова «гениталии» он использовал вульгарное выражение.

На этом место для описания проблемы в форме прошения закончилось.

Я поклялась себе, что не проведу следующие семь месяцев во власти этой свиньи, и теперь надеялась, что конским хреном он, сам того не желая, дал мне главный козырь для побега из его мастерской.

При следующей возможности я отправилась в кабинет начальника ДеСаймона. Он был совсем другим типом, делал карьеру в Бюро тюрем и переходил из заведения в заведение, поднимаясь по корпоративной лестнице. Он вырос в Техасе, где о тюрьмах явно наслышаны, и вел себя крайне профессионально. Очень высокий, он всегда носил галстук и часто надевал ковбойские сапоги. С заключенными он был предельно вежлив. Кроме того, он славился своей беспристрастностью, что добавляло ему очков в глазах обитательниц лагеря. Поп звала его «мой техасский рейнджер» и радовалась, когда он заглядывал в лагерь, чтобы отведать ее стряпни.