А по ночам кровать приподнимается, плавно проскальзывает сквозь окно и летит над ночной Москвой. Не очень высоко – чуть выше огней. А я – сонная, теплая – только щекой ощущаю прохладный воздух, даже не открываю толком глаза, но знаю, что кровать летит, и этот полет неизбежен, от меня ничего не зависит, хорошо, что брат перед сном подоткнул одеяло.
* * *
Меня надо «угуливать», чтоб не бесилась допоздна… Мама и брат закутывают меня, как капусту. Поверх всего остального – шубка – изящная, рыжевато-желтая, ворсистая. Мама потуже затягивает шнурок на капюшоне (такого же цвета, с такими же длинными ворсинками), я делаю вид, что задыхаюсь, что шнурок слишком близок к горлу, но мама упорствует. Я уже собираюсь заплакать, но быстро отвлекаюсь на что-то другое. На лестничную площадку выбегает Катя:
– Я с вами!
Выходим на улицу. Темно. Двор плохо освещен. Снег лежит на земле густым слоем, и под светом фонаря кажется, что в нем мерцают голубые звездочки. Настолько отчетливо, что их можно оттуда выкопать. Наши подошвы оставляют в снегу глубокие следы, и я каждый раз думаю, что мы давим звездочки. Хочется снять ботинки и пощупать снег носком, но кто же разрешит? Над лестницей, ведущей в подвал, висят большие сосульки. Они тоже светятся голубым светом. Я прошу брата поднять меня и отламываю их – мне очень нравится хруст и нравится держать сосульку варежкой, смотреть, как она медленно тает. И пару раз лизнуть…
– Не вздумай лизать железо, язык прилипнет!
Брат катает меня с Катей на санках – на ровной поверхности (с горки мы катаемся днем). Я смотрю назад, на след, который оставляют санки. Мы с Катей сидим очень тесно друг к другу и не разговариваем. Вдыхаем в себя даже не воздух, а свет, идущий от фонаря. Чувствую себя закутанной, круглой и пушистой и придумываю, что я – медвежонок. Я и есть медвежонок: я такой же окраски и мне очень-очень нравится сладкое! Брат не согласен – он называет меня «кошачьими» именами – «Кыня» и «Мырза», а иногда «Порося». А я все равно медвежонок – и в доказательство кладу в рот лапу… «Ты только что этими же руками трогала перила!» – сокрушенно говорит брат, и я слышу за его словами мамин голос. Перед сном думается: в следующий раз надо обязательно лизнуть перила…
Новый год. Кручусь, как юла, у стола, на котором «Наполеон». Смотрю на него горящими глазами, но знаю, что путь к нему – заказан. Диатез. Зато в квартире пахнет елкой. Рэмэдиус Прекрасная играет золотистым «дождиком». Всюду свечи, огни. Сестра уютно вяжет на диване, иногда дразня Рэмочку клубком. Приходит сестра-которая-совсем-старше. От нее пахнет духами, и она часто приносит мне украшения, особенно бусы. И на этот раз – длинные, блестящие, прохладные. Надеваю их на брата, пусть тоже побудет елкой. Приезжают дяди. Самый дядистый дядя, который бывает у нас чаще всех и который больше всех похож на папу, и еще двое дядь – веселый дядя и грустный дядя. Веселый дядя качает меня на качелях, шутит, громко смеется басом, играет со мной в тепло-холодно, подбрасывает в воздух. Грустный дядя напоминает Степу – степного брата из «Полынных сказок». Он серебристый, и глаза у него – серебристые, и оправа очков – серебристая, и грусть – серебристая. Он мало говорит, и я сажусь к нему на колени, чтобы стать немножко серебряной. Мама сидит с гостями в моем любимом платье – шелковом, сине-оранжево-желтом. Она похожа в нем на Жар-птицу, и на шее у нее украшение с оранжевым камнем. Она смеется чьей-то шутке, закуривает, хотя обычно она не курит – только по праздникам, когда гости. И я вдруг с ужасом думаю: неужели так будет не всегда? Подхожу к маме, прижимаюсь к ней. Она теплая, от нее пахнет феном и укладкой. Нет, мне только показалось.
Папа с мамой сидят на кровати. Вдвоем. Обычно укладывает кто-то один. Папа рассказывает сказки про Зайчика и Ежика, которые живут в леске рядом с нашей дачей и борются с кознями Волка и Лисы. Со временем Лиса и Волк исправляются и становятся вегетарианцами, и появляются новые Лиса и Волк – вражеские – из соседнего, дальнего леса, а потом и другие персонажи: Бобры, Грифон, Летающие медвежата и конечно же младшая сестра Зайчика – Зайка – добрая, но озорная, немного избалованная, неосторожная, запальчивая врунишка и хвастунишка…
– Тебе Зайка никого не напоминает? – время от времени спрашивает папа.
Мама читает стихи и поет песни. Мои любимые – про качели, которые летят, но никак не долетают до неба, про сказку-невидимку и бедных взрослых, про синий троллейбус, который плывет по Москве, почти как моя кровать, и песню про третьего лишнего, которую не совсем понимаю, но в которой «беспечно и упрямо, презирая правду схем, каждого рожает мама, будто Бога – насовсем» [1].
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу