Полина Ребенина - Жар-птица (сборник)

В той же сегодняшней сводке новостей читаю, что один мужчина, тушивший лесной пожар, погиб, а другой получил тяжелые ранения [15]. Но ведь это уже сравнимо со сводками из Донбасса, там тоже сегодня два человека от бомбёжек погибли. Так что же выходит, лесные пожары – это наша внутренняя война, война из-за нашей небрежности, беспечности, преступного легкомыслия? Или живём мы по принципу: «А после нас хоть трава не расти!»? Как же можно не беречь, а губить прекрасные заповедные леса, ведь не мы их сажали, не мы их растили. Это «зеленое золото», которое досталось нам по наследству от предыдущих поколений русских людей, и мы просто обязаны его сохранить для поколений грядущих. Мы не можем думать только о себе, жить лишь сегодняшним днем, мы должны подумать и о тех, кто придут после нас, о наших детях, внуках, правнуках.

В какой стране они будут жить? Стране с выгоревшими, обугленными или захламленными мусором лесами, задымлённым, загрязнённым Байкалом – жемчужиной Сибири, который был всегда нашей гордостью? Ведь Байкал – это самое великое озеро Земли, самое древнее озеро в истории нашей планеты, образовавшееся 25–35 миллионов лет назад, хотя обычно озёра не существуют более пятнадцати тысяч лет!!!

Так неужели грядущие поколения русских людей всего этого никогда не увидят и будут с сожалением вспоминать ту Россию, которую они потеряли по нашей вине? Или же они будут с благодарностью вспоминать нас, сохранивших ту красоту, которая досталась нам по наследству, а может быть, даже и приумноживших это богатство! Ведь говорит известный завет: «Построй дом, вырасти сына, посади дерево!»

Мне пять лет. Просыпаюсь утром, улыбаюсь лучам солнышка, падающим через окно на мою кровать, и вдруг слышу всхлипывания, доносящиеся из кухни. Быстренько поднимаюсь и бегу в кухню. У стола сидит моя мама и горько плачет, а рядом стоит папа и обнимает её вздрагивающие плечи. И у него лицо мрачное и печальное. Я вижу их тревогу, их отчаяние, кидаюсь к папе и тесно прижимаюсь к нему. Я понимаю, что случилось что-то страшное в нашей жизни.

Родители меня успокаивают, но не хотят мне ничего обьяснять, считая меня ещё слишком маленькой. Я завтракаю и выхожу во двор. Никто из детей не играет в этот день. Во дворе гробовая тишина. Только дворничиха тётя Нюся подметает и тоже горько плачет. И на улицах взрослые люди, знакомые и незнакомые, кидаются друг к другу, обнимаются и все они плачут, многие навзрыд. Кажется, что весь город стенает, кричит и скорбит. И дворовые ребятишки, наконец, раскрывают тайну и шепчут мне на ухо: «Сталин умер!».

Становится и у меня тревожно на душе, и я начинаю думать, как все: «Как же мы теперь жить-то будем? Ведь Сталин был нашим любимым учителем, любимым вождём». Ведь ещё вчера я прыгала со скакалочкой и пела:

Мы живем в городе-крепости Кронштадте. Почти у всех детей здесь отцы – кадровые военные, и они знают войну не понаслышке. Воспоминания о войне ещё очень свежи в памяти жителей нашего города. До сих пор нередко воют по ночам военные сирены, обьявляется военная тревога. Это проводятся военные учения. Имя Сталина у нас произносится часто, его любят и ему беспрекословно верят. Он – отец многонационального государства.

И тоже происходит по всей стране. Даже враги и критики Сталина описывают всенародную скорбь в день прощания с вождём. Юрий Борко, 1929 г. р., студент истфака МГУ, критик Сталина, писал: «Шестого марта главным и сохранившимся навсегда впечатлением от увиденного было умопомешательство тысяч и тысяч москвичей, ринувшихся на улицы, чтобы влиться в очередь и увидеть мёртвого человека, который с большим основанием, чем сам Людовик XIV, мог сказать о себе: „Государство – это я“. „Я“ обратилось в прах, и это воспринято было миллионами советских граждан почти как крушение мироздания. Я тоже был потрясён. Все мои критические размышления, которые накапливались в течение нескольких лет, словно стёрло».

Сколько живу, но это трагический день мне никогда не забыть. Это был день неподдельной, искренней народной скорби, всенародного горя и слёз. Правда, много позднее рассказывала мне лаборантка нашего научно-исследовательского института, как в тот же день встречались они с родственниками где-то в подворотне и радостно обнимались. Но тогда торжествовали по случаю смерти вождя лишь единицы, и они тщательно скрывали ото всех своё мстительное ликование.