Кристоф Симон - Франц, или Почему антилопы бегают стадами

Внезапно фишки для нард со свистом полетели на пол.

– Скотина проклятая!

Эм Си Барсук шустро юркнул под диван.

Эрйылмаз был вне себя.

– Чертов терьер обгадил мне ковер!

Он пошатываясь вышел из комнаты и вернулся с ведром, резиновыми перчатками, тряпкой и пятью видами чистящих средств.

– Надо из него это выбить! – ругался он. – Ткнуть его рылом в дерьмо…

– Жди за дверью, – сказал я Эм Си Барсуку, который озабоченно последовал за мной до туалета. – Если метельщик на тебя набросится – кусайся.

Эм Си три минуты панически скребся в дверь и на обратном пути в комнату сердито на меня фыркал.

– Что это? – спросил я Эрйылмаза, напряженно вчитывавшегося в «Большую книгу здоровья Ридерз Дайджест».

– Ищу себе болезнь.

– Болезнь?

Он принялся кашлять. Казалось, сейчас легкие выкашляет.

– Ну как?

– Жуть.

Он кивнул.

– Острый бронхит. – Его лицо приняло озабоченное выражение. – Пожалуй, мне стоит взять на пару дней больничный, как думаешь?

Наблюдать за сборами Эрйылмаза было чистое удовольствие. Он принес мыло, носовые платки, зубную пасту, разложил все на столике у дивана, аккуратно завернул в кусок ткани нарды, извлек из шкафа элегантный костюм в тонкую полоску.

– Я надевал его на свадьбу Хосе Гонсалвеса, учителя. Двенадцать лет прошло.

– Вы же не будете купаться в костюме?

– Кто говорит про купание? Я еду лечиться.

Он сел на диван, готовый отправляться в путь. За два дня до вылета.

– Я чувствую запах моря. Тополя, цветы, волны, синие, как туалетные кабинки. Чертово легкое мигом придет в порядок. Когда вернусь, я уж заткну мышам глотку. Сдеру с них шкуру и…

– Как, по-вашему, Эрйылмаз, нужны человеку показатели баланса и акционерное право?

– Нужны. Подай мне минералку, Франц.

Субботний день в Гватте: тепло, спокойно, уютно.

– Армия будет преследовать вас по пятам, метельщик. Уговаривать стать генералом.

– Я завхоз. Не хочу быть генералом.

И так далее и тому подобное.

Я лежал под кустом бузины, солнце светило совсем по-южному, и в воздухе уже пахло летом. Я поглаживал Эм Си Барсука в обувной коробке и листал не слишком обтрепанную английскую грамматику (на обложке: Тауэр, двухэтажный автобус, три полисмена). Держа книгу против солнца, чтобы оно не светило в глаза, я учил, пока глаза не слиплись, руки не отяжелели и грамматика не опустилась мне на грудь. («Да кому надо говорить на этом английском, – спросил я себя, засыпая, – кроме кучки угольщиков в Шеффилде и кислолицых домохозяек из Кентукки в домашних тапочках? Никому».)

Вздремнув, я огляделся вокруг, посмотрел на небо и, щурясь, стал следить глазами за самолетом, белоснежный шлейф которого бесшумно делил небо пополам.

– Смотри, куда летит! – сказал я Эм Си Барсуку, который выпрыгнул из коробки и обнюхивал английскую грамматику.

– Что летит?

– Самолет!

– Какой еще самолет? – осведомился Эм Си.

– Ты морду повыше подними, сам увидишь!

– Я не люблю смотреть на солнце. Расскажи мне про самолет.

Пустая отговорка. Глаза у Эм Си Барсука и вправду чувствительные к свету, но я смастерил ему солнечные очки из проволоки и двух кусочков засвеченной фотопленки, и он с довольным видом носит эти очки на своей морде.

– Там высоко, – терпеливо начал я объяснять, – летит самолет и, похоже, это большой самолет – из тех, что летают между континентами.

– Ну и что? – досадливо буркнул он. – Мне-то какой от него прок?

И он с ожесточением атаковал безоружных полисменов на обложке. Эм Си дулся на меня за то, что я не предупредил его насчет страшного Эрйылмаза и не заступился, когда тот на него набросился. Бегство под диван оставалось мучительным воспоминанием.

– Вон! Он там! Смотри же, куда я показываю!

С наигранным безразличием он поднял глаза вверх.

– Я вижу твой палец.

– Смотри, куда он показывает, дурья башка!

– Туда?

– Нет, вон туда! Справа! Правее! Еще правее!

– Вижу – и что?

Зевнув, он продолжил опустошать Лондон. Легкость и непринужденность, с которой его коготки уничтожали двухэтажный автобус на грамматике, производили впечатление.

– Интересно, куда он летит? – не сдавался я.

– Самолет? – проворчал он. – Я что, географ?

Акустические способности Эм Си ограничивались фырканьем, ворчанием, скрежетанием, шипением, отрыгиванием, пыхтением, пердением, и толковать эти звуки я, конечно, не умел. Я был просто обкурившийся фантазер и никто больше. Одно могу сказать точно: если кто думает, будто святой Франциск Ассизский, болтая с лесным и полевым зверьем, ржал, как лошадь, щебетал, как птичка, и прыгал, как козел, то он ошибается.