Барсук задрожал от холода. Я положил его обратно в коробку.
– Если ты его выпустишь, он умрет с голоду
Крошечный барсук лежал, свернувшись калачиком, и сосал мой мизинец.
– Придется отнести его в приют, – сказала Венесуэла.
– Что ты! – испугался я. – Его же там кошки сожрут.
– Я пошутила, Франц. На самом деле я хотела подарить его тебе.
Я вскинул на нее взгляд.
– Мне? Серьезно?
Венесуэла улыбнулась. Ее улыбка – будто запах жасмина в каталонских садах. Точь-в-точь.
– Ну давай, Франц, говори уже.
Я расправил плечи.
– Что? Про снос домов и бумажную волокиту?
– Да нет же, – мягко сказала она. – Где Юлиан спрятался? В теплице?
– Затаился в сарае. Уже, наверно, корни пустил. Давай подождем еще минут пятнадцать, пока он не уснет, – предложил я. – Тогда мы с барсуком сможем проводить тебя до работы.
Венесуэла посмотрела на меня так, будто плохо расслышала.
– А что скажет Юлиан, когда проснется, а нас нет?
– Что-нибудь скажет. У него рот, как трактор. Но он ничего не заметит, если мы быстро вернемся.
– Нехорошо получается, Франц. – Она ущипнула меня за руку. – Пошел гулять с братом и бросил его в сарае среди инструментов. – И она прямым ходом двинулась к сараю.
Оттуда раздался глухой звук – Юлиан подхватился и стукнулся обо что-то головой. Он злобно взвыл и принялся поливать весь свет грязью. Видно, спрятался за катушкой со шлангом и собирался коварно схватить Венесуэлу за уши, но бухнулся об полку с садовым инвентарем.
– Ну-ка, братец, надевай теперь шлем, – крикнул я, когда он следом за Венесуэлой вышел из сарая. На лбу у него вскочила шишка, но через три секунды он уже совсем забыл о происшествии и удивленно уставился на коробку.
– Что? – спросил он с любопытством.
Я объяснил.
Юлиан тут же стал гладить барсука. Сказал, что его надо покормить и дать ему имя.
Я сказал, что его надо дрессировать и научить человеческому языку.
Венесуэла сказала, что прежде всего надо отомстить за его мать.
Мы вышли из сада Люти-Браванд.
У садовой калитки Венесуэла поцеловала нас на прощание по-эскимосски, потершись носами сперва с Юлианом, потом со мной, и перешла на другую сторону улицы. Чтобы не впасть в искушение и не крикнуть ей вслед какую-нибудь непристойность (вроде «не сдерживай себя, звездочка!»), я начал думать о том, что заставляет рыбаков на льдинах при минус сорока ходить с открытыми носами.
Я задвинул Юлиана и коробку из-под обуви в дом, выкатил из гаража велосипед и, стоя на залитой солнцем улице, наблюдал за Венесуэлой. Вот она появилась на террасе Нойеншвандера, поправила бейсболку, вытащила гаечный ключ и стала возиться с шезлонгами. Я подумал, что если найду достаточно большой горшок, то вырву целый каштан и поставлю его Венесуэле на подоконник.
Была суббота, послеобеденное время, я лежал животом на полу моей комнаты, уткнувшись подбородком в ладонь, мусолил конец карандаша и таращился на разлинованный лист бумаги. Мысли постоянно возвращались к последнему уроку экономики.
Я пришел в класс с решимостью отстоять свою позицию и донести до фрау Брунисхольц идеи, озарившие меня в среду утром. Я уговаривал ее прослушать кассету, заливал про «право на шанс» и просил уделить мне всего две минуты ее «драгоценного времени».. В конце концов она сдалась и включила кассету перед всем классом. Скептическое выражение на ее лице постепенно сменилось на удивленное, потом прямо-таки на ошеломленное. Кассету прокрутили от начала до конца – все шестьдесят минут. В двух местах Рэмбо Ридель попросил отмотать обратно, чтобы послушать еще раз. В конце урока фрау Брунисхольц сказала, что выскажется по этому поводу позже.
– Теперь мне можно задавать вам вопросы?
– Вы можете задавать вопросы.
.. Я вытащил карандаш изо рта и торжественно-витиеватым шрифтом вывел вверху листа:
Умные вопросы по экономике
После этого я перевернулся на спину Потом снова на живот. Одолел позыв почесать руку, потом я стал бороться с потребностью заснуть. Мысли то и дело уходили в сторону. Наконец, у меня затекли ноги.
Я встал и прошелся по комнате, что побудило Эм Си Барсука (согласен, имя идиотское) показать нос из-за «Географии Африки». Я вспомнил, что забыл его покормить. Пошел на кухню, открыл банку красных бобов, отнес в комнату, снова лег перед разлинованным листом и стал наблюдать, как ест барсук. Брат уже прошел обследование – неравномерный ритм сердца, как и раньше – и укатил к своему хомяку в спокойную мастерскую в Зимментале (сказав напоследок: «Мой хомяк, твой барсук»). Эм Си Барсук быстро прибавлял в весе и обрастал шерстью, по всей видимости, собираясь превратиться в неуклюжего, коротконогого зверька с белой головой и черными продольными полосами через глаза и уши. Он имел собственные представления о хороших манерах и гадил везде, где придется. Кошачий туалет, который я поставил для него под кроватью, он игнорировал.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу