Владимир Антонов - Поцелуй кувалды

Миша, понурив голову, ничего не ответил.

– Лучше промолчу, – пробубнил он себе под нос, – сейчас с ней лучше не связываться.

– Давай я куплю у тебя твою шкатулочку, – пришла на помощь Мише Рита. – Мне такие вещи всегда нравились, только я не знала, где можно достать такую шкатулку. Сколько ты за неё хочешь, Джесс?

Та растерялась. Она прекрасно понимала, что не нужна Ритке эта шкатулка. Просто помочь хочет. «Хорошая она баба, буду с ней дружить». Эта мысль мгновенно изменила её настроение. Сердиться на Мишу больше не хотелось.

– Потом поговорим, – с улыбкой ответила Джесс. Давайте сейчас пойдём в мороженицу. Вы вообще-то знаете, что итальянское мороженое лучшее в мире. Потому что это они его придумали. «Желато»! Мы уже три дня в Италии, а ещё не попробовали. Пойдёмте – я видела по дороге какое-то заведение, очень похожее на то, что нам надо.

Всю дорогу на кладбище и после него Михаила не оставляло ощущение, что за ним кто-то наблюдает. Он несколько раз резко оборачивался, наклонялся, чтобы подтянуть шнурки на полуботинках, смотрел в стёкла витрин. В общем, делал всё то, чему научился, просматривая шпионские кинофильмы чехословацкой киностудии «Баррандов». Ничего подозрительного он не увидел, но ощущение всё равно осталось. На самом деле он и не мог ничего, а правильнее, никого увидеть, потому что опять наступила временная чёрная дыра – сиеста, и улицы опустели. Жизнь в городе замерла. Они стояли у закрытой двери мороженицы с названием «Пиноккио» и почему – то шёпотом обсуждали ситуацию.

– К этому надо просто привыкнуть, – прошептал Сэм. – Сейчас мы не только мороженого не купим, мы вообще ничего не купим. Даже в станционном буфете на вокзале.

– А чего мы шепчемся? – Ещё более тихим шёпотом встряла Ритка.

– Чего тут непонятного? – Прошептала Джесс почти неслышно, – чтобы жителей этого сонного царства не разбудить. Наверное, если будешь громко разговаривать, тебя оштрафуют.

– А у нас денег на штрафы нет! – беззвучно, одними губами резюмировал Миша и только потом сообразил, что наступил на больную Галькину, то есть Джесскину, мозоль. Её злой взгляд и неслышное «придурок» было тому подтверждением.

– Что у нас дома есть из съедобного? – по второму разу вступил в разговор Сэм, конкретно ни к кому не обращаясь. – Лучше всего сейчас пойти домой, чего-нибудь съесть и лечь спать в знак солидарности с остальной Италией. А после сиесты пойдём по магазинам и мороженицам. Лично я так и сделаю.

Сэм оглядел компанию. Никто ему не возразил. Неслышно ступая по тротуару, они отправились назад к дому на улице Гаррибальди, где и угомонились на долгие четыре часа.

Кто первый это предложил, потом никто вспомнить не мог. Ответственность на себя никто брать не хотел. Но что сделано, то сделано. Проснувшись около пяти часов вечера и ощутив коллективное чувство голода, они не пошли в итальянский гастроном, чтобы накупить продуктов и приготовить что поесть дома, а решили поужинать в ресторане. Один раз живём! Ресторан носил то же имя, что и город. Он назывался «Неттуно». Несмотря на то, что одежду до сегодняшнего вечера никому обновить пока не удалось – дамы в старых платьях, мужчины без смокингов, в ресторан пустили. Столик, который им предложил симпатичный молодой официант, находился почти в центре небольшого зала. Ресторан не был заполнен, несмотря на то, что был вечер пятницы. Несколько столиков пустовали. Тихо играла музыка. Официант принял заказ, который от имени всех на французском языке сделала Рита. Знакомство с итальянским она решила отложить на завтра или послезавтра. В ресторан зашла компания. Три пары хорошо одетых людей, разменявших четвёртый десяток. Они заняли столик неподалёку. Тем временем «нашим» подали первую часть заказа. Ужин начался. За разговорами и тостами прошло время. Принесли горячее. Миша немного отяжелел, но продолжал подливать себе и Сэму. За соседним столиком совершенно неожиданно началась ссора. «Громко» жестикулируя, и выкрикивая непонятные слова, среди которых чаще всего звучало слово «стронцо», один из мужчин в чёрном полувере пытался выяснить отношения со своей спутницей. К удивлению наших она оказалась русской.

– Сам ты «стронцо», козлина итальянская, – покраснев от злости, отбивалась женщина. – Не на ту напал. Ты ещё об этом пожалеешь. – Женщина встала, намереваясь уйти, но мужчина грубо схватил её за руку.

«Вот сучка, – глядя на эту сцену, подумал Сэм. – Это именно то, о чём мне рассказывал Серёга. Шляется по ресторанам с итальяшками, а муж, наверное, сидит дома с детьми. И ведь не скажешь, что красавица – обычная крашеная шалава. Рыжая». – Ему захотелось присоединиться к мужчине в полувере в порыве солидарности и сказать этой гадине, что он по этому поводу чувствует и думает. Рита не просчитала этого манёвра Сэма и поэтому не успела среагировать, когда он поднялся из-за стола, качнулся и в три шага покрыл дистанцию до соседнего столика. Ещё раз качнувшись, он попытался что-то сказать, но выдавил из себя только: «с-с-сука», на что рыжая шалава ответила звонкой пощёчиной. Ничего не понявший итальянец, сообразил, однако, что его женщину обидели. Неважно, что она была «стронцо». Недолго думая, он отвесил Сэму сначала справа, а потом слева.