Владимир Антонов - Поцелуй кувалды

– Печень у тебя с другой стороны. Там, где ты себя по ударенному месту гладишь, бедненький ты мой, всего лишь утолщённая жировая прослойка. Худеть надо! Да ты и похудеешь сейчас быстро. Ты думаешь я тебе завтра альпийской баранинки приготовлю на обед? Я тебе салат приготовлю с луком, точнее, из лука. Полезно, низкокалорийно и от инфекций всяких помогает. Стройным, как Ален Делон, будешь! Так вот завтра после Сахнуда поедем на рынок. Найдём там среди бухарских евреев того, кто золото скупает, и договоримся. Потом предложим нашим продать и заработаем на разнице! От тебя ничего не требуется – просто будь рядом. Мало ли чего. Как тебе идея?

Идея Михаилу понравилась. Ничего не делать – это было именно то, что он любил и что ему было очень нужно. Особенно сейчас, когда больше всего хотелось лежать и страдать… страдать о покинутой родине, друзьях, Североморске, потерянных двадцати тысяч долларах.

– Идея на отлично! Ты у меня молодец, Галчонок! – С энтузиазмом воскликнул Миша и отвернулся. Он не хотел, чтобы жена увидела, насколько он разочарован. На самом деле он хотел сразу после интервью «соскочить» от Галки и где-нибудь-таки попить пивка с венскими колбасками. Но, похоже, этот номер не пролезал. Возник ещё один повод для страданий.

– Тогда спать! – прозвучала короткая команда, и супруги синхронно повернулись на правый бок.

Утро началось с противного гудка вчерашнего автобуса. Это означало, что на завтрак и утренний туалет времени почти не осталось. Проспали! Миша в одних трусах вылетел в коридор, чтобы среди первых добежать до туалета, который оказался уже занятым. Более того – Михаил оказался в очереди третьим! Ночь страданий не прошла даром – он выглядел помятым и каким-то жалким. Ему, к тому же, очень хотелось в туалет сразу и по-маленькому, и по-большому. Однако, жалкий вид не смягчил сердец ожидающих в очереди, и никто даже и не подумал пропустить его вперёд. Надвигалась катастрофа. Дверная задвижка щёлкнула изнутри и дверь начала открываться. Сметая очередь и не обращая внимание на возмущённые возгласы публики, Миша ворвался в туалет и, даже не заперев дверь, запрыгнул на унитаз. Наступило облегчение… и только теперь он запер дверь изнутри. С этого момента половина евреев-эмигрантов, проживающих в общаге, с ним больше не разговаривала и не здоровалась. По их мнению, так обойтись с очередью мог только очень невоспитанный человек и явно не еврей…

С небольшой задержкой автобус двинулся в центр австрийской столицы. Утренняя Вена была совсем другой. Она излучала уверенность и деловитость. Её улицы наводнила серьёзная публика в шляпах, кашне и пальто. Каждый второй нёс в руках портфель. Спешки не было. Люди проживали свой день по расписанию, составленному с чисто австрийской педантичностью и точностью. Выйти на работу из дома позже на минуту – это был нонсенс, которому не было места в австрийском обществе. Так из дней складывались расписанные до мелочей годы, а из них вся жизнь, которая и заканчивалась, наверное, так же по расписанию в определённый день ближе к рассвету. Будучи очень щепетильными, австрийцы предпочитали умирать именно ночью, чтобы никого не побеспокоить. Михаил глядел в окно и завидовал этим людям, их спокойствию и уверенности. «Мне бы тоже хотелось знать, куда идти и что делать. Как на лодке… Форма одежды – вахтенная, местонахождение во время вахты – командный мостик. Задание – исполнять приказы командования. Всё ясно и чётко! Здорово!». – Миша вздохнул и перевёл взгляд на пассажиров автобуса. Он уже давно забыл, что именно это тупое выполнение уставных предписаний и стало одной из причин его разлуки с Северным Флотом. Сейчас издалека и по прошествии долгого времени служба ему казалась совсем другой – увлекательной, интересной, нужной и полезной для страны. По поводу двух последних пунктов он, конечно, был прав, а вот с первыми двумя явно перестарался. Ничего там увлекательного и интересного никогда не было!

Автобус остановился напротив солидного серого здания, в котором находился офис знаменитого Сахнуда – организации, в течении долгих лет выполняющей функции принимающей стороны и посредника в решении эмиграционных вопросов для сотен тысяч советских евреев. Фира с Вениамином, наконец, прекратили спорить, куда им направиться из Австрии. Ему удалось окончательно убедить жену в том, что лучше жить в маленькой Беер-Шеве в Израиле, но с хорошей работой и деньгами, нежели, чем на Брайтон Бич в огромном Нью-Йорке, но на пособии по безденежью. Они вышли из автобуса первыми с гордым видом людей, принявших жизненно важное решение. В этом и в самом деле было их резкое отличие от остальных, подобного решения не принявших и которых ожидала неизвестность за дверями офиса. Люди нервничали и выглядели жалко. Там могли отказать в разовой денежной помощи, а это целые триста долларов на каждого. Там могли не поверить в твоё еврейство и отправить в какую-нибудь другую организацию. Только мысль об этом была настоящим кошмаром. Всякое могло произойти, только не с Фирой и Веней! Охрана пересчитала прибывших, сверила имена со списком и пропустила людей во внутрь. Миша плёлся в самом хвосте, подталкиваемый адмиральшей. Ему было страшновато. – «А вдруг они знают, что я агент морской разведки? Их Моссад – не наше КГБ или американский ЦРУ. К ним поступает информация со всего света через их разветвлённые сети агентов мирового сионизма. Может Валерий Павлович – обычный двойной агент и работает на Массад тоже? Он хоть и не похож на еврея, а вдруг?». – Откуда у него появились такие мысли, Миша сказать не мог, но они реально не давали ему покоя с момента, как автобус остановился напротив серого здания.