Эмбер Смит - Такой я была

Я открываю рот, хочу ответить «нет», но в животе урчит. Я и впрямь хочу есть. Я знаю, что не должна ничего хотеть. Не должна ни в чем нуждаться. Но в последний раз я ела батончик-мюсли за обедом. Кашлянув, я отвечаю:

– Кажется, да. Пицца сойдет. Но только если ты составишь мне компанию. Ты же сам будешь есть?

Джон улыбается.

– Конечно.

И я думаю: он милый, правда, очень милый. Он несет пиццу на кухню, а я, кажется, тоже начинаю улыбаться. Я слышу, как он гремит тарелками, нажимает кнопки на микроволновке, а потом раздается знакомый гул. Он появляется в проходе между кухней и гостиной и стоит, облокотившись о дверной косяк. Стоит и просто смотрит на меня. Без очков я вижу его нечетко. Не знаю, о чем он думает, но в кои-то веки это меня не пугает. Мы молчим, и это нестрашно. «Бип», – раздается сигнал.

– Сейчас приду, – шепчет он.

– Хорошо, – отвечаю я, но, кажется, он меня не слышит.

Джош возвращается в комнату с двумя тарелками от разных сервизов и по пути выключает локтем свет на кухне. Поставив тарелки на журнальный столик, садится рядом и спрашивает:

– Хочешь, посмотрим что-нибудь?

– Давай, – киваю я.

Он щелкает пультом, не задерживаясь ни на одном канале подолгу. Кейлин тоже так делает. Меня это страшно раздражает, но с Джошем все по-другому.

– Ничего интересного, – вздыхает он. – Может, это?

Он включает какую-то незнакомую передачу – ситком с закадровым смехом. Дурацкая комедия. То, что надо.

– Мне все равно. Давай это посмотрим. – Уже очень давно я не чувствовала себя так спокойно, как сейчас, сидя на диване в его гостиной с куском резиновой подогретой пиццы в руках, без макияжа, с растрепанными волосами, перед телевизором, где идет дурацкая передача. И он в старой пижаме рядом.

Парень съедает свой кусок меньше чем за минуту. Для меня всегда было загадкой, как у ребят получается есть так быстро. Неужели они не чувствуют себя свиньями? Наверное, нет. Он откидывается на диван, смотрит то на меня, то на экран и улыбается.

– Что? – наконец спрашиваю я.

– Тебе уже лучше?

– Угу, – киваю я.

– Хорошо. Ты всегда ешь так медленно или это потому что я здесь? – усмехается он.

– Это называется дегустацией. Никогда не слышал? – Кажется, мне действительно лучше, раз я уже начала подшучивать над ним.

– Никогда не видел, как ты ешь. Это очень мило. – Он смеется, и это выходит у него так непринужденно, что мне тоже хочется засмеяться.

Я проглатываю последний кусочек. Более вкусной пиццы я никогда не пробовала.

– Я выгляжу милой с набитым ртом? – спрашиваю я, не дожевав еду.

Джош кивает.

– У тебя тут соус. – Он касается краешка моих губ.

– Хватит смотреть, как я ем, это отвратительно! – Я вытираю рукой рот. – Вытерла?

– Иди сюда, я вытру. – Я наклоняюсь, продолжая вытирать губы. – Ближе. Дай посмотреть. – Я уже почти у него на коленях и тут понимаю, что он играет со мной. Он улыбается и целует меня в губы. – Все.

Я в шутку толкаю его в плечо и прижимаюсь к нему. Он обнимает меня. На экране по улице идет парень в костюме кролика.

– Какого черта мы это смотрим? – смеется он.

– Понятия не имею.

Парень берет пульт и выключает телевизор, потом садится на диван, вытягивает из-под нас плед и закутывает меня в него. Я лежу, положив голову ему на грудь.

– Так почему ты плакала? – наконец спрашивает Джош.

– Не знаю, – отвечаю я.

– Из-за меня? Из-за того, что случилось вчера?

– Нет. Нет, ты тут ни при чем. – Джош вздыхает с облегчением. – Ты прости меня за вчерашнее. Не знаю, что на меня нашло. – Я сама удивляюсь, как легко у меня получается извиниться – слова сами слетают с языка.

– И ты меня прости.

Мы оба дышим спокойно, и с каждым выдохом мне становится легче. Я чувствую себя чище, как будто мне удалось избавиться от осадка застарелых эмоций. Начинаю чертить на его руке невидимые линии, соединяя крошечные веснушки в созвездия.

– Мы с мамой круто поругались, – признаюсь ему я.

– Из-за чего?

Я делаю глубокий вдох и начинаю рассказывать про дурацкую ссору. И остановиться уже не могу. Я говорю о том, как тяжело мне с родителями, особенно после отъезда Кейлина. И что они думают, что я сейчас у Мары. А мне иногда кажется, что мы с Марой вовсе не подруги. И еще я, видимо, начинаю потихоньку ненавидеть своего брата. Я говорю долго, очень долго.

Я как Железный Дровосек из «Волшебника страны Оз». Дороти и Страшила находят его в лесу, покрытого ржавчиной, и смазывают ему маслом челюсти и рот. Тогда по волшебству, со скрипом, похожим на мышиный писк, он произносит: «О-о-о боже м-м-мой, я снова могу говорить!» Так и я. Меня прорывает. И мне кажется, что я никогда не замолчу.