Патрик Рамбо - Шел снег

— Словом, мы стали готовиться к новой войне.

— Совершенно верно. Об этом знали и в Париже, и в Вене, и в Берлине. А тут еще царь открыл свои порты для британской контрабанды и тем самым окончательно сорвал блокаду. Напряженность нарастала. Все занялись укреплением армий.

— Ну, что тут скажешь… Одно потянуло за собой другое.

— В июне 1812 года Наполеон с более чем полумиллионной армией пересек Неман и вошел в Россию. Он считал, что все будет решено за двадцать дней. Какая самонадеянность!

— Да, здесь он ошибался… Но как же так получилось, что запланированная быстрая победа переросла в трагедию?

— Вот об этом я вам сейчас и расскажу…

Капитан д’Эрбини самому себе казался смешным. В нем вполне угадывался гвардейский драгун: светлая шинель с широченным воротником, нерповая каска-тюрбан с черной гривой на медном гребне. А вот восседал он на низкорослой лошаденке, купленной где-то в Литве. Всякий раз здоровяку д’Эрбини приходилось как можно выше подтягивать стремена, дабы не пахать сапогами землю. Так он и ездил, неестественно высоко задрав колени, и сам себе бормотал сквозь зубы: «На кого я стал похож, черт возьми? Что за вид?» Капитан жалел свою прежнюю кобылу и… правую руку. Во время памятного поединка с башкирским кавалеристом отравленная стрела пронзила его руку. Хирург ампутировал ее, кровотечение остановил повязкой из бересты, поскольку корпии не было, а культю замотал бумагой, так как никакой ткани под рукой не нашлось. Что касается кобылы, то она наелась недозревшей мокрой ржи, и ее начало пучить. Бедняжка дрожала, как осиновый лист, и еле держалась на ногах. Когда же она оступилась в овраге и упала, д’Эрбини смирился с неминуемой утратой и со слезами на глазах выстрелил ей из пистолета в ухо.

Следом за капитаном, тяжело вздыхая, прихрамывал его слуга Полен в шляпе и сюртуке с кожаными заплатами. На ремне за спиной он нес полотняный мешок с зерном и тащил за собой на веревке осла, навьюченного узлами и дорожными сумками. Эти двое были вовсе не одиноки среди тех, кто проклинал свою лихую судьбу. Нескончаемые колонны людей шли по новой Смоленской дороге, которая уводила все дальше и дальше в бескрайние песчаные равнины. Вдоль дороги в два ряда росли исполинские деревья, похожие на ивы. Дорога была настолько широкой, что по ней могли ехать бок о бок сразу с десяток экипажей. В этот хмурый, холодный сентябрьский понедельник густой туман стоял над огромным обозом, следовавшим за гвардией и армией маршала Даву: бесконечной чередой тянулись тысячи фургонов, повозок с багажом, санитарных двуколок. Какого только добра они не везли: тут были и ручные мельницы, и оборудование для кузниц, косы, различные инструменты и приспособления. Те, кто притомился в дороге, ехали в лазаретных фургонах, запряженных тощими клячами. Под ногами солдат носились брехливые разномастные псы, которые так и норовили укусить друг друга. В этой толпе вояк шли выходцы из разных стран Европы. Все они шли на Москву. Вот уже три месяца…

Капитану вспомнилось, как лихо в июне им удалось пересечь Неман и вступить на территорию России. Переход по понтонным мостам занял тогда всего три дня. Подумать только: сотни орудий плюс пятьсот тысяч бодрых воинов! Добрую треть из них составляли французы, рядом в серых шинелях шагала пехота: иллирийцы, хорваты, испанские добровольцы, итальянцы вице-короля Евгения Богарне. Какая мощь, какая дисциплина, сколько людей, сколько расцветок: вот португальцы с оранжевыми перьями на киверах, вот веймарские карабинеры с желтыми перьями, вот зеленые шинели вюртембергских солдат, вот красно-желтый цвет силезских гусар, вот белизна австрийской легкой конницы и саксонских кирасир, вот светло-желтый цвет баварских стрелков… На российском берегу музыканты гвардии исполнили новую арию Роланда: «Куда устремились эти храбрые рыцари — честь и надежда Франции…»

Но стоило пересечь Неман, как начались неприятности. Войскам пришлось тащиться по знойной пустыне, пробираться через темные сосновые леса, переносить внезапный холод после адской жары. Немало повозок увязло в болотах. За какую-то неделю полки оторвались от продовольственного обоза, потому что волы еле-еле тянули перегруженные возы. Остро встал вопрос о питании. Когда передовые отряды занимали какую-либо деревню, найти там продовольствие было невозможно: запасы зерна сожжены, скотина угнана, мельницы разрушены, амбары разорены. В домах — ни души. Пять лет назад, когда Наполеон вел войну в Польше, д’Эрбини уже видел, как крестьяне, забрав с собой скот и запасы продовольствия, уходили из деревень и скрывались в глухих лесах. Одни прятали картошку под каменным полом, другие закапывали в землю муку, зерно, копченое сало, третьи упаковывали высушенное мясо в небольшие деревянные лари и подвязывали их на самых высоких деревьях… И вот теперь все это повторялось вновь.