Патрик Рамбо - Шел снег

— Полен! Оставь меня в покое! Что? Тебя достают эти паяцы? Прогони их к чертовой матери!

— Да дело не в них, месье…

— Тогда в чем?

— Мы бы хотели, чтоб вы сами посмотрели, господин капитан, — вмешался один из драгун.

— Да, да, месье. Это очень серьезно, — поддержал его Полен.

Д’Эрбини взглянул на сладко спящих девушек, захлопнул дверь и пошел следом за незваными пришельцами. Внизу Полен обратил его внимание на масляные пятна на ступеньках.

— Тут пахнет камфарой, во всяком случае, пахло ею. Теперь ваш одеколон перебил этот запах…

— Камфара?

— Это масло, которое используется в живописи. Смотрите, месье…

От лестницы по полу извивалась блестящая полоска, в конце которой виднелся фитиль. Через отверстие в небольшом окошке фитиль был протянут наружу и выходил на соседнюю улицу. Отверстие в двойных оконных стеклах было сделано выстрелом из пистолета. Никаких сомнений на этот счет у капитана не было.

— Кто-то собирался поджечь этот фитилек и поджарить нас, месье.

— Да, но кто? Ну, как же, конечно, мажордом! Куда он девался, этот русский? Немедленно найдите его и приведите ко мне! Я тут же пущу ему полю в лоб.

Себастьян внезапно почувствовал у себя на плече чью-то руку. Он открыл глаза, увидел рукав с галунами и услышал голос барона Фена:

— Это замечательно, господин Рок, что вы улыбаетесь ангелам. Однако вставайте, вот-вот появится император.

Себастьян понял, что заснул, намаявшись в Кремле. Еще минуту назад он улыбался, когда ему приснилось, будто бы он в Руане вместе с мадмуазель Орнеллой. Из окна родительского дома на улице Сен-Ромен он показывал ей готическую стрелу собора Сен-Маклу и уже собирался запрягать шарабан, чтобы отправиться на прогулку в Форе-Верт…

Он встал с дивана, машинально застегнул на все пуговицы жилет, надел свой черный сюртук и шляпу с кокардой, которую во время сна так и не выпустил из рук. С широко открытыми неподвижными глазами он подошел к барону. Тот смотрел в окно, облокотившись на подоконник. Стоял ясный солнечный день, и лишь медно-красные очаги пожаров, которые так и не удалось потушить, омрачали панораму Москвы. Из окна хорошо просматривались биваки императорской гвардии. Некоторые солдаты уже встали и, словно тени, топтались у дымящихся костров. Другие еще спали, третьи, присев на корточки, прикуривали от головешек свои длинные трубки. Кое-кто, пошатываясь и спотыкаясь, пытался разыскать свое ружье или подседельник. Об общем состоянии всех этих людей красноречиво говорили пустые бутылки, в бесчисленном количестве валявшиеся повсюду.

Барон Фен повернулся к Себастьяну и предложил:

— Давайте осмотрим наши помещения.

— Пройдемте, господин барон. Вот комната его величества, а здесь будут наши кабинеты…

За одну лишь ночь все комнаты и подсобные помещения были обставлены мебелью. У кровати Наполеона слуги установили ширмы лилового цвета. Портрет его сына, римского короля, написанный Жераром и доставленный из Парижа неделю тому назад, сменил картину с изображением царя Александра.

Барон Фен остановился перед новым полотном: в своей колыбели наследник Бонапарта игрался со скипетром, словно с погремушкой. Накануне Бородинской битвы, которую Наполеон в своих бюллетенях предпочитал называть Московской, дабы подчеркнуть, что воевать доведется перед святым городом, эту картину повесили перед палаткой императора, и армия отдавала ей почести как самому императору.

— Когда он станет править, господин Рок, нас с вами уже не будет.

— Если, конечно, он будет править, господин барон.

— А вы сомневаетесь?

— Жизнь полна неожиданностей, невозможно предвидеть, что с нами будет хотя бы через неделю…

— Поосторожнее с такими высказываниями, молодой человек.

— Мы преданы империи, однако и империя должна нас защищать, говорил Жан-Жак…

— Оставьте в покое вашего Руссо! Император уже не разделяет его идей. А при Робеспьере вы были еще мальчишкой. Что же касается античных авторов, тома которых вы таскаете в мешке, то они жили не в такие сумасшедшие времена. Если вы желаете жить долго и счастливо, успокойтесь, господин Рок.

Вокруг них все засуетились, заволновались. Значит, император где-то рядом. Слухи о его настроении уже успели облететь слуг, охрану и штабных: спал очень мало и плохо. Всю ночь Констан разогревал уксус и жег стебель алоэ, чтобы освежить воздух в спальне, но все равно дышалось там очень тяжело. Утром в верхней одежде, которую император так и не снимал, нашли блох и вшей…