Джозеф О'Коннор - Ковбои и индейцы

— Ты свихнулась, черт побери! — судорожно рассмеялся он.

Марион схватила растерзанную подушку и выкинула ее в окно. Потом швырнула ножницы на пол и, не говоря ни слова, бросилась в ванную. К ее мокрой майке и голым ногам прилипли перья. Хлопнула дверь. Перья порхали за окном, влетали в комнату, оседали на полу, как хлопья снега.

Эдди заплакал. Всхлипывал, закрыв лицо руками. До его слуха донесся стук в дверь; потом он услышал собственный голос, который велел мистеру Пателю убираться. Мысленно он видел, как Марион вскрывает себе вены, лежа в ванне, наполненной красной от крови водой. Но ему было все равно. Он видел, как ее красивая рука свешивается через край ванны — будто она, катаясь на лодке в летний день, уронила руку в воду. Слезы шли откуда-то из глубины души, из горькой и искренней ее части, которую Эдди всегда старался не замечать. Совершенно обессиленный, он рухнул на кровать, как пустая смятая оболочка.

Марион до утра сидела в ванной, а Эдди лежал на кровати. Раз или два он вставал и стучал в дверь, но Марион не отвечала, и ему стало страшно стучать. С первыми лучами солнца Эдди провалился в тревожный сон. Проснулся он с жуткой головной болью, где-то по радио пел «Смоки» Робинсон, а рядом лежала Марион и хотела заняться любовью.

В итоге он так и не сказал ей, что собирается уйти. Просто начал понемножку, день за днем, уносить на работу свою одежду, книги и кассеты и складывал их в ячейки камеры хранения на вокзале Юстон. Иногда его беспокоила мысль, что Марион заметит исчезновение его имущества. Но даже если она и замечала, то ничего не говорила. Они вообще почти не разговаривали. Когда Эдди входил в комнату, она подхватывала свои вещи, молча проходила мимо него и спускалась в холл или в столовую, где и сидела часами: писала письма и беспрерывно курила.

Теперь Эдди выскальзывал из «Брайтсайда», надевая по нескольку рубашек и свитеров. Брюки от костюма он надел под свои кожаные штаны и так, контрабандой, вынес из дома и их. Книги и ботинки запихивал в футляр с гитарой. В последнее утро он оделся, взял футляр с гитарой и вышел из гостиницы, сказав мистеру Пателю, что, скорей всего, вернется поздно. Мистер Патель даже не поднял на него глаз.

— Хорошо, Эдди, — пробормотал он, продолжая писать, — хорошо, счастливо.

В это утро Эдди взял в баре расчет и сказал Джейсону, что если его будут спрашивать, то он уехал в Южную Америку.

На репетиции он спросил у Джейка, нельзя ли пожить несколько дней у него в доме, в Блекхит. Сказал, что дома возникли некоторые сложности и ему нужно залечь на дно и немного собраться с силами. Джейк покачал головой. Момент неудачный, сказал он. К сожалению. У него дома как раз сейчас живет человек двенадцать французов, играющих регги, и места не хватит даже котенка приютить. Он их всех привез из Парижа, чтобы сделать демонстрационные записи вместе с «Сакс машин».

— У меня ведь самая обычная квартира, — жалобно проговорил он, — а не Медисон-Сквер-Гарден, Эд. В любое другое время — пожалуйста, но не сейчас.

— Черт возьми, Джейк, — сказал Эдди, — мне правда некуда податься. Я готов спать в ванной или в прихожей — где скажешь.

— Господи, Эдди, у меня в ванне уже ночуют два человека, и еще один — аж в биде, понимаешь? Говорю же, народу как сельдей в бочке, Эд. Кроме шуток.

— Джейк, пойми, я бы тебя не попросил, если б дела у меня не шли так хреново…

— Эдди, ты меня знаешь, ради тебя я последнюю рубашку готов снять, но сейчас ничем помочь не могу.

— Разве у тебя нет друзей, Эдди? — спросил Анди.

— Конечно есть, — ответил Эдди. — Господи, конечно есть, просто сейчас я хочу смыться от всех, чтоб никого не видеть.

Паук перестал упражняться с большим барабаном и посмотрел на Эдди.

— Можешь немного пожить у меня, — сказал он. — Раз у тебя и вправду все так хреново, перебирайся ко мне.

— Паук, — сказал Эдди, — ты замечательный парень.

— Точно, — поддержал Джейк, — его кровь нужно разливать по бутылочкам и продавать как реликвию.

Эдди перебрался в берлогу Паука на Электрик-авеню в Брикстоне. В первый вечер они засиделись допоздна, и Эдди напился до отупения. Он сказал Пауку, что застал Марион, когда она крутила любовь с его лучшим другом, вот и пришлось на время с ней расстаться. Паук понимающе кивнул. Он согласился, что измена — скверная штука, но прибавил, что совершенно не хочет, чтобы Марион явилась сюда и закатила скандал. Эдди обещал, что такого не случится.

— Я не хочу, чтобы вы тут у меня устраивали свои разборки, — предупредил Паук. — Я серьезно, Эдди.