Джозеф О'Коннор - Ковбои и индейцы

Она сказала, что скучает по Эдди, но он вряд ли очень скучает по ней. И обиженно заметила, что он пытается говорить о пустяках. Почему-то Эдди не стал ей возражать. Когда они оба умолкали, Марион говорила: «Алло? Алло?» — словно думала, что связь прервалась. Эдди это раздражало. Он сказал, что она чересчур впадает в зависимость. Она бросила трубку; Эдди перезвонил, но никто ему не ответил. Он представил себе, как она идет в город, проклиная его, а за ней в снегу цепочкой тянутся следы.

День выдался скверный. Эдди, мрачный как туча, бродил по дому, временами усаживался где-нибудь, закинув ноги на подлокотник дивана или на стол, и ждал звонка. Но никто не звонил, по крайней мере ему.

Да, скверный день. Следующие дни, когда Марион так и не перезвонила, тоже были скверные. И, судя по всему, ситуация грозила стать еще хуже. А тридцатого декабря все пошло из рук вон плохо.

В одиннадцать утра раздался звонок в дверь. Патриция устало поднялась из-за кухонного стола и побрела открывать, пока Эдди жевал сандвич с жареной индейкой, лелея свое похмелье и пытаясь разобраться в бесконечных «Обзорах года» в разных газетах. Фрэнк отправился к дядюшке Джо смотреть по спутниковому телевидению американские бега. В кухне пахло мандаринами — Фрэнк купил их накануне Рождества, и они так и стояли нетронутые в большой белой вазе на столе.

Из холла донесся голос, спросивший, дома ли Эдди. Сперва Эдди не обратил внимания, увлекшись статьей о планах Боно [38] Боно (Пол Хьюсон, род. 1960) — участник группы «Ю-ту». на девяностые годы. Потом голос послышался вновь, и Эдди подумал, что у него начались слуховые галлюцинации.

Он сложил газету, тяжело сглотнул, быстро встал и взглянул в окно, мечтая как-нибудь исчезнуть из дому. Зачем-то взял остатки сандвича и бросил их в мусорное ведро, потом опять сел за стол и скрестил руки на груди, изо всех сил изображая спокойствие и безразличие.

Он услышал, как Патриция зовет его по имени, потом вверх по лестнице быстро застучали ее каблуки. По спине у него пробежал холодок. Входная дверь снова закрылась — свист ветра утих. И вновь кто-то окликнул его, тихо, почти шепотом. Он опять глянул в окно, туда, где над черной стеной вдалеке плыли тяжелые облака. Голос, звавший его, на сей раз прозвучал чуть громче и смелее. Эдди протер глаза, посмотрел на свое отражение в чайнике. Потом спустился в холл.

— Господи, — сказал он, — как я рад тебя видеть! Это просто невероятно!

У самой двери, опустив рюкзак на пол перед собой, стояла Марион.

Сначала она стояла неподвижно, только машинально теребила волосы и озиралась по сторонам, словно в музее или в церкви. На лице улыбка, вид здоровый и довольный, щеки порозовели от холода. Под желтым непромокаемым пальто, похоже, было надето несколько свитеров; на голове шерстяная шапочка, на руках черные митенки. Когда она шевелилась, пальто шуршало. Она опять улыбнулась; зубы у нее были белее, чем запомнилось Эдди. От нее пахло сигаретами.

— Удивлен? — спросила она, расстегивая пальто.

— Ага, — ответил Эдди, — просто ошарашен.

Наверху хлопнула дверь ванной, сквозь шум льющейся воды донеслись звуки радио.

— Сказано чисто по-английски, — заметила Марион.

Они поцеловались под веткой омелы, которую Фрэнк на прошлой неделе в приступе оптимизма прикрепил к абажуру в холле. Эдди снова и снова повторял, что это потрясающе, а Марион просила прощения, что не предупредила его заранее о своем приезде.

— Не бери в голову, — заверил он, — это пустяки, честно.

Марион сказала, что кухня у них больше, чем весь первый этаж ее дома.

— Да ну? — рассмеялся Эдди. — Правда, что ли?

Он огляделся, будто ожидал, что стены сдвинутся. Потом опять рассмеялся и согласился: да, кухня и правда довольно большая, он просто не обращал на это внимания, пока Марион не сказала. Но Марион не засмеялась. Она пристально рассматривала листки счетов, прикрепленные к дверце холодильника магнитиками в форме бананов. Потом взглянула в сад, словно вдруг заметила что-то странное в пожухлой траве. Она сняла пальто, повесила его на спинку стула.

— Правильно, — сказал Эдди, — брось его куда-нибудь.

Они сидели на кухне, курили и пили кофе. Эдди был в тихой панике. Пальцы выбивали дробь по столешнице. Марион твердила, что у них просто невероятный дом.

— Ну, — перебил Эдди, — что же у тебя произошло? Черт, я страшно рад тебя видеть.

— Ничего, — ответила Марион.

— Правда? Значит, все тихо?