Он постоял немного, пригладил волосы и начал медленно подниматься наверх, но на середине лестницы остановился, держась за перила, потом пошел дальше, но опять остановился, опять схватился было за перила, убрал руку. Эдди смотрел на него снизу, из холла.
— Я люблю тебя, сын, — не оборачиваясь, проговорил отец, — ты ведь это знаешь, верно?
— Да, Фрэнк, — тихо ответил Эдди, — знаю.
— В этой стране такое нечасто говорят, — сказал Фрэнк. — Особенно мужчина мужчине.
— Верно, — согласился Эдди, — нечасто.
Когда Фрэнк скрылся наверху, Эдди вернулся в гостиную, решив прикончить виски. Он неподвижно сидел в мягком сиянии свечей, стараясь отогнать воспоминания о давних рождественских праздниках. И бессовестно пил, пока бутылка не опустела. Пил, пока не разболелся желудок; комната кружилась перед глазами, в голове гудел ветер. Когда он закуривал последнюю сигарету, пальцы дрожали.
В тишине Эдди пытался представить себе одиночество отцов, бездонную глубину их любви, их силу и невероятную уязвимость. Дым попал ему в глаза, по лицу покатились горячие слезы. Эдди опустил голову и заплакал как ребенок. Тот ребенок, каким — он это знал — ему суждено остаться навсегда.
Рождественские праздники прошли, как обычно, бессмысленно и сентиментально. О матери больше не было сказано ни слова. Рождественским утром Патриция за пять минут починила электричество и разогрела в микроволновке индейку, а Эдди перемыл посуду. Потом они перебрались в комнату с телевизором, где Фрэнк смотрел «Двадцать один год двух Ронни», и принялись за джин с тоником.
Единственный неловкий момент возник за десертом, когда Фрэнк решил произнести тост.
— За отсутствующих друзей, — сказал он, потом вдруг заморгал, громко закашлялся и поспешно скрылся в ванной. Патриция сказала Эдди, что ничего страшного, все дело в выпивке. Эдди ответил, что так и понял.
За этот день Патриция звонила Роду, наверное, раз пятнадцать. Называла его «смешным кроликом» и говорила с ним детским голоском. Эдди сказал, что быть молодым и влюбленным наверняка здорово; Патриция сказала, чтобы он не корчил из себя старого циничного брюзгу.
— Восхитительный диалог, — заметил Фрэнк, с усталой обреченностью вытиравший пыльную доску «Монополии». — Музыка для слуха.
Следующие несколько вечеров Эдди раз-другой ходил на вечеринки с Патрицией и Родом — владельцем «форда-сьерра» и любителем «трэш хэви метал». Род учился на аукционщика, но был вполне ничего. Больше всего он мечтал эмигрировать в Австралию. Похоже, Эдди ему нравился, хотя самому Эдди Род нравился не слишком и он недвусмысленно это показывал. Однако Род был из тех, над кем можно откровенно издеваться, а они примут издевку за невинную шутку. За легкую иронию.
Едва появившись на вечеринках, Род и Патриция куда-то исчезали на всю ночь, и Эдди развлекался сам по себе. Не жалея сил, поглощал даровую выпивку, заигрывал с женщинами и напропалую врал о своих успехах в Лондоне. Иногда представлялся администратором Теренса Трента Дарби, иногда — учеником дизайнера, работающего на Катрин Хамнет [36] Хамнет Катрин — английский модельер.
, иногда — журналистом, ведущим расследования для «Нью стейтсмен энд сосайети». Но какой бы линии Эдди ни придерживался, домой он вечно тащился в одиночестве. Мог, конечно, задержаться подольше, чтобы какой-нибудь «смешной кролик» подбросил его до дому, но это был вопрос гордости. Лучше прошагать под дождем шесть миль до дому и наутро сказать Патриции, что он закадрил девчонку и ушел пораньше, пока они с Родом целовались наверху.
Можно подумать, для нее это имело хоть какое-то значение.
— Эдди Вираго, — насмехалась она, — парень, который спит со всеми подряд.
Марион позвонила ему один раз. Разговор вышел нескладный. Им нечего было сказать друг другу. Она была очень далекой и очень печальной. В Донеголе уже который день шел снег. Эдди сказал, что это, наверное, очень живописно, но Марион ответила: нет, просто очень холодно и вода в цистерне замерзла, а в том, чтобы не мыться четыре дня, ничего живописного нет. Телефонная трубка рождала легкое эхо, и Эдди слышал этот отзвук, словно говорил в железную банку. В Баллибраккене нет крэка [37] Крэк — кристаллический кокаин, применяемый для курения.
, сказала она. Тоска зеленая. К тому же фабрика, выпускавшая сетки для волос, только что объявила о закрытии и переводе производства в Португалию, так что весь город пал духом.
Читать дальше