Карлос Фуэнтес - Избранное

Но довольно, довольно, пора вставать, и ты встаешь, ищешь ванную - ее здесь нет, поднимаешься к себе, заспанный, обросший щетиной, с отвратительным вкусом во рту, открываешь краны и, когда ванна наполнится, блаженно ложишься в теплую воду, не думая ни о чем.

А вытираясь, опять вспомнишь старуху и девушку, как они улыбались тебе, когда уходили вместе, обнявшись. Когда они вдвоем, они всегда делают одно и то же: вместе улыбаются, едят, вместе входят и выходят, как если бы одна была отражением другой, как если бы существовала ее волей. Ты так погружен в эти мысли, что, бреясь, даже порезал щеку. Нужно чем-то отвлечься, и ты пересматриваешь свою аптечку - пузырьки и тюбики,, которые принес из пансиона таинственный слуга, читаешь вслух наклейки -название, состав и свойства, повторяешь так и этак имя владельца фирмы, и все, чтобы забыть, не думать о другом, о том, чему нет имени, не найти толкования, что за пределами разума и смысла. Чего ждет от тебя Аура? Ты рывком закрываешь аптечку. Чего она хочет?

Отвечает тебе глухой голос колокольчика, плывущий по коридору: завтрак подан. Ты бросаешься к двери, распахиваешь ее настежь: это Аура, как всегда, ну конечно, кто же еще, ведь это ее платье из зеленой тафты, вот только лица не видно под бледным покрывалом. Ты берешь ее руку, тонкую, дрожащую.

- Завтрак готов,- говорит она еле слышно.

- Аура, так больше нельзя, я хочу знать правду...

- Правду?

- Скажи, ведь сеньора Консуэло держит тебя здесь насильно? А почему она была там, когда мы... Обещай, что уйдешь отсюда со мной, как только...

- С тобой? Куда?

- Куда-нибудь, на волю. Мы будем жить вместе. Ты не можешь вечно оставаться у тети. Чего ради такое отречение, почему ты должна жертвовать собой? Ты так сильно ее любишь?

- О, господи...

- Нет, отвечай!

- Кто любит, я? Это она меня любит, она собой жертвует!

- Но она же старуха, одной ногой в могиле, а ты...

- Это я одной ногой в могиле, а не она. Да, старуха, безобразная... Фелипе, я не хочу... я не хочу быть такой... я...

- Она тебя хоронит заживо. Ты должна вырваться, воскреснуть.

- Чтобы воскреснуть, надо умереть... Нет, ты не поймешь. Не беспокойся ни о чем, Фелипе, я тебя не обманываю.

- Тогда объясни...

- Я тебя ни в чем не обманываю. А ее сегодня не будет дома целый день...

- Кого?

- Да ее же.

- Не будет дома? Но ведь...

- Нет, иногда выходит. Собирается с силами и выходит. Сегодня тоже, уйдет на весь день. И мы сможем...

- Уйти отсюда?

- Если ты так хочешь...

- Нет, пока еще нельзя. Я должен закончить работу. А только закончу...

- Да, конечно. Так ее не будет целый день. И мы сможем...

- Что?

- Приходи вечером в ее спальню. Я буду там. Попозже, как вчера.

И она идет дальше, звоня в колокольчик - так прокаженный сообщает о своем приближении: «Берегись, берегись...»

На ходу надевая пиджак, ты сбегаешь вниз, минуешь переднюю, гостиную, и вдруг... исчез голос колокольчика, все исчезло - в дверях столовой появляется согбенная старуха с суковатым посохом, сеньора Льоренте; маленькая, высохшая, в белом платье и широкой зеленой вуали, она проходит мимо тебя, глядя в сторону, сморкаясь и кашляя в платок, и на ходу бормочет:

- Сеньор Монтеро, сегодня меня не будет дома. Надеюсь, вы работаете. Поспешите. Мемуары моего мужа должны увидеть свет.

Она семенит по коврам своими кукольными ножками, в одной руке мелькает посох, в другой зажат платок, и, словно изгоняя что-то из груди, из больных легких, все кашляет, сопит, чихает. Белое платье... да это свадебный наряд из сундука в углу! Но лучше не смотреть ей вслед, пусть уходит.

В столовой, не притронувшись к еде, ты отхлебываешь глоток холодного кофе и целый час сидишь и куришь, напряженно ловя каждый шорох. Наконец стало совсем тихо - можно идти. Сжимая в кулаке ключ от сундука, ты на цыпочках проходишь гостиную, в передней выжидаешь еще минут пятнадцать - так покажут часы,- прислушиваясь у спальни сеньоры Консуэло, потом легонько толкаешь дверь. Сквозь паутину золотых лучей видна пустая неубранная кровать, а на одеяле, по обыкновению обсыпанном крошками, сидит Сага и грызет морковку. Ты протягиваешь руку и щупаешь простыни - неужели ее действительно здесь нет?

В углу опять бегают мыши, ты наступаешь одной на хвост, и она отчаянным писком предупреждает подруг об опасности. Медный ключ со скрежетом поворачивается в большом позеленелом замке, ты поднимаешь крышку на скрипучих петлях, берешь третью часть записок - пачку с красной лентой,- вдруг видишь внизу несколько старых фотографий с обтрепанными краями, прихватываешь их тоже и, прижимая к груди свое сокровище, неслышно выходишь из комнаты, позабыв запереть сундук, куда стремятся мыши, и только тут переводишь дух.