Карлос Фуэнтес - Избранное

^е рго&пЫз с1атауц.. 37 37 Из глубины взываю (лат.).

Призри, услышь меня, Господи боже мой! [Просвети очи мои, да не усну я сном смертным.] Ибо день, когда вкушаешь от него, станет днем смерти твоей. [Не радуйся смерти ближнего твоего, ибо смерть общий удел наш.] Смерть и ад вырваны из геенны огненной, и пришла другая смерть. [Ибо ужасное, чего я ужасался, то и постигло меня и, чего я боялся, то и пришло ко мне.] Сожаления достоин тот, который обольщается богатством своим. [Открылись ли для тебя врата смерти?] Начало всякого греха жена, и от жены погибель наша. Узрел ли ты врата мрака? [Творит господь суд обиженным и исцеляет сокрушенных сердцем.] И какие плоды собрали вы тогда. [И постыдились они теперь, ибо смерть конец их.] Ибо желание плоти есть смерть.

Слово господне, жизнь и обетование смерти,

Из глубины взываю к тебе, Господи,

Да будут уши твои внимательны,

Если ты будешь замечать беззакония,

Господи, кто устоит?

Надеюсь на Господа,

Надеется душа моя

молитвы и сожжение, речи и погребение, ты представишь себе вопреки желанию - эти ритуалы, эти церемонии, эти последние заботы: похороны, кремацию, бальзамирование. Тебя положат на высокий постамент, чтобы не земля, а воздух разрушал твои останки; тебя заточат в гробницу рядом с твоими мертвыми рабами, тебя будут оплакивать наемные плакальщицы, с тобою похоронят самое для тебя дорогое, твоих спутников, твои черные драгоценности: бессонные ночи,

гедшет ае1етат, йопа е^8, ^от^пе, йе рго&п&8 с1атаV^, ^от^пе... 38 38 Даруй им вечный покой, Господи, Из глубины взываю... (лат.) 278

голос Лауры, говорившей об этом... Она сидит на полу, обхватив колени и держа в руках маленькую книжечку... Она говорит, что все может» оказаться смертельным для нас, даже то, что дает нам жизнь... говорит, что, раз мы не можем избавиться от смерти, нищеты, невежества, лучше не думать о них ради своего счастья... говорит, что страх внушает лишь внезапная смерть, и поэтому в домах власть имущих живут исповедники... Она говорит: будь человеком, бойся смерти не в опасности, а вне опасности... говорит, что неизбежность смерти - это неизбежность свободы... говорит, что неслышно подкрадывается холодная смерть, говорит: не пощадят тебя часы, те часы, что червячками точат твои дни... говорит, показывая мне, как разрубить гордиев узел... говорит, что моя дверь в жизнь - это тяжелая дверь сейфа... говорит: не миновать мне ста смертей, потому что я жду только жизни... говорит, что любить человека - это жить, даже когда бог хочет лишить тебя жизни... говорит: зачем все эти сокровища, вассалы, слуги?..

Зачем? Зачем? Чтобы над тобой пели и голосили, чтобы тебя оплакивали. Все равно им не достанутся эти роскошные скульптуры, великолепные инкрустации, золотые и гипсовые статуэтки, костяные и черепаховые шкатулки, узорные задвижки и ручки, сундуки с филенками и железными кольцами, скамьи из душистой древесины аякауите, старинные стулья, барочные лепные украшения, кресла с изогнутыми спинками, потолочные резвые балки, многоцветные ростры, медные декоративные гвозди, выделанные шкуры, мебель на тонких гнутых ножках, тканные серебром гобелены, обитые шелком кресла, обтянутые бархатом оттоманки, огромные обеденные столы, кубки и амфоры, ломберные столики, кровати под балдахинами с тончайшим льняным бельем, столбики с каннелюрами, гербы и виньетки, пушистые ковры, железные замки, старые, потрескавшиеся картины, шелк и кашемир, шерсть и парча, хрусталь, канделябры, посуда, расписанная вручную, перекрытия красного дерева - нет, до этого они не дотронутся, это останется твоим.

Ты протянешь к своим вещам руку и уронишь ее: в один прекрасный день, хотя это будет не совсем обычный день. Три или четыре года тому назад - уже- трудно вспомнить когда. Будешь вспоминать, просто чтобы вспомнить. Нет, вспомнишь о нем потому, что этот день сам придет тебе на память - особый день, торжественный день, отмеченный в календаре красной цифрой. Это будет день - ты сам тогда об этом подумаешь,- когда люди, имена, слова, дела ушедшего времени снова ворвутся в твою жизнь, шумно взламывая земную твердь. В тот вечер ты будешь встречать Новый год. Ты с трудом ухватишься подагрическими пальцами за железные перила лестницы. Другую руку уронишь в карман домашнего халата и, тяжело ступая, пойдешь вниз по лестнице. Протянешь руку...

(31 декабря 1955 года)

Он с трудом ухватился за железные перила лестницы. Другую руку уронил в карман домашнего халата и, тяжело ступая, пошел вниз, не глядя на ниши, в которых красовались мексиканские святые девы - Гвадалупе, Сапопан, Ремедиос. Лучи заходящего солнца, проникая сквозь витражи, золотым пламенем обдавали парчу, серебрили пышные юбки, напоминавшие Паруса, зажигали мореное дерево толстых балок, освещали профиль мужчины. В красном халате, надетом поверх белоснежной рубашки с «бабочкой», он походил на старого усталого фокусника и думал о том, что в этот вечер повторится представление, некогда таившее в себе странное очарование. И сегодня придется смотреть на те же лица, слушать те же речи, которые из года в год звучат на празднике святого Сильвестра в его огромном доме, в Койоакане.