Голова Сяо Гэда склонилась набок и замерла в этом положении, верхняя губа вытянулась в нитку, нижняя отвисла, обнажились зубы. В испуге я хотел поддержать Сяо, но рука его была холодна как лед. Я чуть было не кинулся звать жену Сяо Гэда, но сообразил, что так нельзя, и, прикрывая его своим телом, велел Шестому Когтю кликнуть мать.
Они появились быстро, Шестой Коготь с матерью. Жена Сяо Гэда не так уж перепугалась, только длинно вздохнула и с моей помощью уложила Сяо на спину. Мертвый Сяо оказался страшно тяжелым, я чуть не повалился вместе с ним. Женщина осталась неподвижно стоять рядом с лежанкой. Шестой Коготь не заплакал, только тесно прижался к матери. Рука его гладила руку отца. В какой-то момент я даже засомневался: да понимают ли они, мать и сын, что Сяо Гэда больше нет? Почему они не убиваются, не плачут?
Шестой Коготь постоял еще минутку, потом неловко повернулся и вышел. С улицы он принес свою рваную книжку, полистал ее и выудил заложенные между страниц две дырявые конфетные обертки. Он вложил их в ладони отца — в каждую по одной. Солнечный свет кое-где проникал тонкими лучами сквозь щели в соломенной кровле и светлыми пятнышками кропил лежанку. Самый яркий зайчик потихоньку двигался вдоль ложа, перетекая через лицо Сяо Гэда. Там, куда он падал, кожа, казалось, оживала и лучилась таинственным светом, чтобы вновь затем погаснуть.
Пришел секретарь, долго стоял рядом с телом, молча, ничего не говоря, потом быстро повернулся и вышел. Приходили и из бригады. Ли Ли со своей компанией тоже зашел; они больше не смеялись. Жена сказала в бригаде, где тело Сяо Гэда должно быть предано земле — такова была его воля.
Из бригады прислали мастера, он соорудил гроб из очень толстых досок. Сяо Гэда сказал жене, что похоронить его нужно в трех шагах от того большого дерева. Подняли гроб и понесли в гору, вырыли у корней могилу и закопали покойника. Дерево-гигант по-прежнему валялось там, зарубки от тесаков на его теле уже заветрились, ветки начали сохнуть, листья вянуть, но еще держались, не падали. Птицы всё искали пристанища в его поверженных ветвях. Шестой Коготь водрузил на могиле свою бутылку с конфетами; конфет осталось не больше половины, сквозь бутылочное стекло все они казались зелеными.
В тот день случился ливень. К вечеру он малость утих, но потом возобновился с новой силой и не прекращался ни на миг целую неделю. Золу на спаленной горе прибило дождем, пепелище покрылось толстой черной коркой. Вода в горной речушке приобрела кисловатый вкус; от нее пахло залитым костром так, что слезились глаза. Когда дождь прекратился, все опять отправились на работу. Гора теперь была лысой, обугленные сучья торчали вверх, будто из космоса кто-то пускал вниз истыкавшие гору черные стрелы, глубоко вошедшие в ее нагое тело. Всех охватила какая-то слабость — опершись на ручки мотыг, люди молча вглядывались в даль. После недельного ливня то тут, то там пучками пробивалась молодая трава; буро-зеленая, она стояла невысоко. Вдруг раздался чей-то крик: «Смотрите, там, на горе!..» Все глянули туда — и остолбенели.
Издалека было видно, что могила Сяо Гэда раскрыта, белое дерево гроба светилось в могильной земле — под ярким солнцем оно казалось полоской света. Люди кинулись вниз по склону, потом вверх, на ту вершину, и медленно приблизились… Бригадир сказал хрипло: «Не берет гора человека!» Кто посмелее, подошли к могиле, вынули гроб и поставили на землю, рядом. В разрытой земле, как оказалось, во все стороны растут в беспорядке какие-то дикие ветви… Судя по всему, мощная корневая система срубленного дерева под ливневым дождем выбросила новые сильные побеги, и там, где земля была разрыхлена, их рост, естественно, был особенно быстрым… Конфеты из бутылки исчезли, она была полна дождевой воды, в которой плавало полчище муравьев.
Бригадир предложил вдове Сяо Гэда предать останки огню, и в конце концов женщина согласилась. На вершине сложили костер в человеческий рост, водрузили сверху гроб и подожгли. Огонь лениво распространялся и, натолкнувшись вверху на гроб, задымил черным дымом. Ветра в тот день не было, и этот дым поднимался по прямой вверх метров до ста; вдруг он собрался черным клубом и, помедлив, пошел выше, вверх, истаивая по пути…
Пепел зарыли на том же месте. Оно мало-помалу заросло травой с белыми цветками. Знающие люди говорили, что эта трава целебна, особенно помогает от ран. Люди, работавшие в горах, порой, останавливаясь передохнуть, бросали взгляд в ту сторону, где виднелся пень от большого дерева. Там возле него белые цветы торчали, как кости из глубокой рваной раны.
Читать дальше