Array Шэнь Жун - Царь-дерево

Всесторонне взвесив такой способ действий, Цинь Хао наконец принял решение: скачущей лошади не до помятой под копытами травы, мчащемуся поезду — не до камешков, летящих из-под колес! Он поднял голову и посмотрел на Инь Сюйшэна, надеясь найти в нем поддержку. Но тот совсем упал духом и еще больше согнулся в пояснице. Это несколько разозлило Цинь Хао, но вместе с тем, как у шулера, заметившего неуверенность в своем сопернике, вызвало мгновенное страстное желание действовать решительно. Сохраняя спокойствие в облике и голосе, он спросил:

— Политрук Инь, положение в Зале славы вызвано объективно сложившимися опасными условиями или субъективной нерешительностью?

Глядя в гипнотизирующие глаза Цинь Хао, Инь Сюйшэн был в полном смятении и не знал, что ответить.

— Постановка политики во главу угла — это самая суть всей сути, самый ключевой вопрос из всех ключевых вопросов. Я не понимаю, какое знамя несет ныне ваша первая рота, что для вас является основным звеном! — Голос Цинь Хао становился все строже. — Вам вручены на хранение золоченая кружка, которой пользовался замглавкома, кресло, на котором он сидел. При такой чести даже трус способен стать смелым! А вы? Где ваша вера в успех?! Где ваша отвага?!

Инь Сюйшэн, испуганно моргая, почтительно стоял перед Цинь Хао, затаив дыхание.

— Послушай, Инь, — пыхнув сигаретой, Цинь Хао смягчил тон, — я вовсе не толкаю тебя на отчаянный шаг. Что до отчаянности, то десяти таким, как ты, не сравниться с одним Пэн Шукуем. Ты политрук и должен понимать, как нужно в этой ситуации использовать лозунг «ставить политику во главу угла»!

Испуганный Инь Сюйшэн не переставая кивал головой.

— Ладно. У меня еще совещание в штабе дивизии. — Цинь Хао поднялся, выражение его лица было заметно мягче. — Жду от вас хороших вестей.

Проводив его, Инь Сюйшэн отер с лица холодный пот. Он повторил мысленно ту проповедь, которую прочитал ему Цинь Хао, внимательно обдумывая каждое прозвучавшее слово. Главный смысл ее понять было нетрудно: решение он должен был принять сам. Ставить политику во главу угла, высоко нести знамя и твердо держаться линии партии — все это он, как молитву, много раз твердил перед ротой и затвердил назубок. Но теперь, когда эту молитву прочитали ему самому, он понял, что в создавшихся условиях это всего лишь расплывчатые, ничего не говорящие, никчемные слова. Однако танцевать нужно все же от этого. Говорить о заботе партии, почете, вере в успех, силе людей. Золоченая кружка уже побывала во всех отделениях роты. Придумать какую-то новую форму ее использования для воодушевления людей очень трудно. Теперь вся надежда на старинное кресло финикового дерева. Провести торжественное собрание с принесением клятвы, выражением верности долгу? Или дать каждому бойцу посидеть в кресле? Инь Сюйшэн пока не пришел к окончательному решению.

После обеда он объявил роте указание комиссара: немедленно возобновить работу.

Военнослужащий не может не подчиниться приказу, не имеет такого права! Кресло-реликвию внесли в штольню и поставили в комнате отдыха командного состава, свод которой пока еще не был укреплен бетоном. Проходческие отделения выстроились перед креслом для принесения присяги. Лю Циньцинь по указанию Инь Сюйшэна читала текст клятвы, и все слово в слово повторяли ее: «Пока мы живы, будем жить ради революции. Если мы умрем, умрем за революцию. Клянемся взять рубеж Зала славы. Пусть небо обрушится, земля разверзнется — мы не изменим этому решению!»

Несмотря на то что клятва была составлена в столь страстных, столь высоких выражениях, она не вызвала в сердцах бойцов доблестных чувств. Каким бы мощным ни был духовный заряд, он уступал по силе воздействия страху перед нависшими над головами камнями, готовыми обрушиться в любой момент! В конце концов, головы людей, как и камни, вещи материальные. У каждого в душе шла борьба между зовом славы и угрозой смерти. Однако колебания, сомнения оставались в душах бойцов, ноги же их реагировали совсем по-другому — отважно шагали вперед. Их подгоняла и другая сила. Со времени их прихода в армию, даже с момента их рождения, вся воспитательная работа, которая с ними велась, не давала им ни одного примера, ни одного случая отступления перед опасностью или отказа выполнить приказ. Для солдата репутация «боящегося смерти» страшнее, чем сама смерть. Тем более сейчас, когда они действуют не каждый сам по себе, а как группа взаимосвязанных и взаимозависимых людей. Когда командир стоит перед лицом бойцов, старый боец — перед лицом новобранцев, мужчина — перед лицом группы мужчин, их чувство собственного достоинства и чувство доблести, взаимно стимулируя и индуцируя одно другое, многократно возрастают. Такова сила традиции, сила общепринятых норм поведения, сила коллектива. И в этом разгадка тайны, почему герои среди солдат появляются как при одаренных командирах, так и при бездарных.