Александр Григоренко - Потерял слепой дуду

Ну, что еще… Образование – среднее, то есть четыре класса. Беспартийный. Шесть трудоспособных членов семьи на 1923 год. Играл в азартные игры с государством – есть непогашенная облигация Госзайма второй пятилетки достоинством 25 рублей: на обратной стороне Наркомфин обещает выигрыш от 150 до 3000 целковых – правда, только через десять лет, в 1944-м.

Далее карьера Степана Михайловича идет, перемещаясь в сторону потребкооперации – в три стадии он прошел от приказчика до члена правления Борисово-Покровского общества, что удостоверено тремя круглыми печатями с изображением рукопожатия и надписью «В Единен Сила» (это не ошибка: на два последних «и» резчику попросту не хватило места). После он становится директором магазина санитарии и гигиены № 6: магазин – а правильнее магаАзин – дожил до начала 1948 года. Далее никаких сведений Степане Михайловиче в документах нет: впрочем, ничего и не нужно. В «Личной книжке» в графе «Основное занятие» значится – земледелие. Что такое на селе все эти аптеки, потребсоюзы – так, факультатив… Но зато теперь я хотя бы немного догадываюсь, глядя на его фотографии, откуда эта осанка. Солидный мужик, уважаемый, грамотный – знает толк во всем, включая телеграф, мыло и касторку.

Вдруг вспоминаю, что есть у меня «Календарь колхозника» за 1929 год, без сомнения, его руки не раз касались этой пуленепробиваемой обложки с головой Ильича. Я рассматриваю бумагу календаря, знакомого мне с раннего детства, и вдруг делаю хоть и маленькое, но радостное открытие. Самые зачитанные, почерканные карандашом статьи – о повышении урожайности свеклы, о стрижке овец и обработке шерсти, о налогообложении овощеводческих хозяйств, о городах мира, о том, как из космической пыли зародилась планета Земля. Я даже представляю себе, как идет Степан Михайлович с кем-нибудь из мужиков в ночное, караулить, к примеру, сад, и ночью они хлебают чай, курят, смотрят на звезды и Степан Михайлович все объясняет «по науке». Это бред, что мужичьи интересы тупо упираются в хлев и огород: в детстве я вдоволь наслушался стариковских рассуждений и о переговорах с Картером, и о нейтронной бомбе, которая, по мнению некоторых, не подействует на кошек и ежей.

В календаре я обнаружил еще один недвусмысленный намек: листы со статьями о материализме и военном обучении на селе слиплись и вообще хранили почти первозданную белизну. Степана Михайловича это не интересовало абсолютно. Возможно, он их читал – раз вещь куплена, надо пользоваться – но предполагаю, что дойдя до следующего места: «… можно организовать показательное наступление на деревню с организацией обороны, для чего рекомендуется привлечь членов военного кружка из соседней деревни или колхоза, а также красноармейцев из ближайшей части» – плюнул и бросил. Наверное, так и было, наверное…

Долго я рылся в ящике с ручкой, устал и, больше не найдя ничего интересного, кроме справок, типа «сдал-принял» вдруг загрустил. Этот ящик – все, что мне осталось от предка, самого древнего из всех, которых я застал. Унтер-офицер, осанка, борода лопатой и все прочее – это хорошо, но больше-то ничего нет. Только оболочка. Жизнь пролетела – и такие крохи остались от человека, совсем не чужого мне.

Но вот на самом дне, пыльном дне ящика нахожу я самодельную книжечку из осьмушки тетрадного листа, добротно сшитою толстой ниткой. И по этой добротности понимаю, что книжечкой он дорожил, может быть, носил с собой. И может быть, нарочно сделал ее такой крохотной – чтобы прятать.

Открываю – его почерк… Или очень похожий на его. Все что написано в книжечке привожу дословно, поскольку ради этого и было предпринято все изложенное выше.