Жан-Пьер Отт - Любовь в саду

Изнутри полость выстлана мужскими и женскими цветками. У мужских цветков имеется по три тычинки, у женских — завязь, над которой возвышается пестик с коротким либо же длинным столбиком. Даже приоткрытое, вместилище это — не следует забывать, что обыкновенно оно погружено во мрак, — кажется, сохраняет полную сокровенность своих законов и отношений в недрах цветочной колонии.

Тугие гирьки, которые повиснут на ветках позднее, на самом деле не что иное, как видоизменившиеся соцветия, те самые урны, постепенно облекшиеся мякотью. А настоящими плодами являются зернышки, скрипящие на зубах, когда по осени, плотоядно причмокивая, мы со смаком вгрызаемся в смокву, — по зернышку из каждого оплодотворенного цветка. Исполинское детище для таких лилипутов, смоква, налитая до безупречной округлости, по форме как будто напоминает тестикулу, но при более пристальном рассмотрении обнаруживает глубоко женственную природу. Тепло и влажно рдеет — между розовым и нежно-алым — неизменно полая сердцевина. Под лупой она раскрывается, точно жеода, являя взору свои коралловые популяции. Увенчанные светлыми зернышками волоконца будто зыбятся в красноватом мареве, сливаясь в одну густую, вязкую, студенистую сладость.

Но вернемся к урне-соцветию, к этому почти запаянному сосуду, где по секрету от всего света в полном безмолвии вершатся таинства любви и смерти.

Обреченные на затворничество, неспособные коснуться друг друга, дабы свершилось опыление, цветки инжира источают через связное окошечко тонкий изысканный аромат, на который возлагают все свои надежды. Вверенное прихотливому ветерку, струясь и развеиваясь, это душистое послание должно всенепременно и неодолимо привлечь микроскопическое насекомое из семейства перепончатокрылых, нареченное несколько варварским — или демоническим — именем Бластофага.

Так волнителен для них запах, вдруг разлившийся в воздухе, что бластофаги тотчас же откликаются на приглашение. Отыскивая истоки дразнящего аромата, они подлетают к смоковнице, порхают меж густых листьев, замечают амфоры соцветий, огибают одну из них, довольно скоро находят устьичную щель и вторгаются в густонаселенный сумрак сикониума.

Посетителю открывается настоящий тайный сераль — запертые в своих покоях цветки, простирающие пестики и тычинки к полой и влажной сердцевине. Как сон, куда он ненароком провалился, обнаружив зияющий в конце коридора проход. Он оказывается в неведомой миру пещере чудес, где крохотные тщедушные созданьица, посаженные тесно-тесно, как бриллианты на диадеме, продолжают изливать дурманный свой аромат на долгожданного пришельца, и без того уже захмелевшего.

Случается, что каналец, ведущий в сикониум, настолько узок, что у бластофаги отрываются по пути крылышки. Но они больше и не нужны для того ряда манипуляций, что ей предстоит проделать к взаимной выгоде насекомого и растения.

Не теряя времени, бластофага методично погружает свой яйцеклад в лоно одного за другим женских цветка. Если пестик короткий, она без труда достает завязи и откладывает туда яичко. Длинный же пестик не подпускает ее к заветному вместилищу. Он точно выставленная вперед ладонь. Этим оборонительным жестом цветок как бы дает понять, что бережет себя для иной, исключительной, доли и намерен распорядиться собой в собственных интересах.

Таким образом, часть цветков — из чьих завязей вылупится новое поколение — служит исключительно нуждам насекомого, но инжир не остается в накладе: обстряпывая свои делишки, бластофага попутно оплодотворяет длиннопестиковые цветки, оставляя на клейких рыльцах частички пыльцы. После этой недолгой, но бурной и насыщенной половой жизни инжирная оска издыхает в жаркой благоуханной ночи́ сикониума, и ее крошечный трупик вскоре исчезнет без следа, канув в волокнистые дебри цветочной колонии.

Потомство выводится уже после смерти родительницы и всегда в две очереди. Первыми вылупляются самцы. Завязь служит развивающейся личинке уютной колыбелькой. Достигнув в скором времени зрелости, движимые смутным инстинктом, который не оставляет им ни малейшей отсрочки, дабы поразмыслить или полюбоваться разлитым вокруг благолепием, они устремляются к соседним цветкам, в чьих чревах сокрыты их сестры. И пока те еще не стряхнули утробного оцепенения, без канители оплодотворяют их, полусонных, не дождавшись даже, пока партнерши выберутся наружу.

Тотчас же после этого короткого анонимного спаривания, выдохшись и обессилев, самцы, в свою очередь, повально испускают дух, наверняка не испытав укола горечи и не заметив той тончайшей перегородки, что отделяет смерть от любви, когда передаешь жизнь.