Тан Тван Энг - Сад вечерних туманов

Сворачиваю листок и велю А Чону повесить у входа уведомление для тех, кто заявится, чтоб даже не надеялись, что их пустят в сад. Однако сама понимаю: все равно придут.

Гостиница «Коптильня», похоже, не очень изменилась за последние сорок лет. Пурпурные бугенвиллеи по-прежнему в цвету, они стали еще гуще, сплошь покрывают ложнотюдоровские стены до самой крыши. Картинки сцен охоты на лис все так же висят внутри. В вестибюле полно туристов.

Я по привычке прихожу рано. Официант подводит меня к столику на террасе розового сада. Престарелые европейцы сидят на солнышке, наслаждаясь чаем с лепешками. Воздух напоен благоуханием роз.

Окружающее спокойствие меня не успокаивает. Я все еще взволнованна, перепугана , если быть честной (а я должна, вынуждена быть честной), тем, что случилось утром. Нейрохирурги предупредили меня, что такие случаи будут происходить все чаще и чаще, а их продолжительность всякий раз будет возрастать. Они не докопались до причины столь быстрого разрушения моего мозга. У меня нет опухоли, я не страдаю слабоумием, меня не донимают припадки. «Вы из более везучих, — заявил мне последний из множества нейрохирургов, к которым я обращалась. — Бывают случаи, когда афазия наступает сразу же — и полная».

Эмили прибывает несколько минут спустя, усесться в кресло ей помогает ее шофер, по виду почти такой же старый, как и она. Я предложила забрать ее из Дома Маджубы, когда она пригласила меня на чай, но она предпочитает, чтоб ее возил собственный слуга. После случившегося этим утром я рада, что она отказалась от моего предложения. Ведя машину из Югири, все время боялась, как бы дорожные знаки вдруг не стали непостижимыми для меня.

— Вы по-прежнему занимаетесь тайцзи [171] Тайцзи — букв.: великий предел ( кит .). Система физического и нравственного совершенствования, основанная на китайской философии экзистенциального бытия. , — говорю я. — Могу сказать: походка у вас, как у женщины лет на десять моложе.

Эмили отпускает шофера и улыбается:

— Стараюсь каждое утро хоть коротенькие упражнения выполнять, лах . Было время, раз в неделю других учила, но теперь я для этого слишком стара.

Еще несколько минут — и нам приносят чай. Эмили впивается зубами в лепешку, и я отвожу взгляд, когда клубничный джем кровенит ей кончики губ. Она утирает рот, медленно жует и проглатывает.

— Как твоя семья?

Она уже спрашивала меня об этом, когда мы вместе ужинали в Доме Маджубы несколько вечеров назад.

— Мой отец умер год спустя после Мердека . Хок, мой старший брат, перебрался с семьей в Австралию. Погиб в автодорожной катастрофе несколько лет назад. Я не близка с его женой и сыновьями.

Пожилая китайская пара, которую препровождали к их столику, приветствовала Эмили.

— Они занимались тайцзи у меня в классе, — пояснила она, склонившись пониже над столом. — Тебе надо тоже позаниматься. В классе новая преподавательница. Очень толковая: я сама ее учила.

— Чуточку поздновато для меня.

Она смотрит мне в глаза:

— Ты больна, так ведь?

Я кладу нож на тарелку и молча кляну Фредерика за длинный язык.

— Я не слепая, лах , — продолжает Эмили. — Так неожиданно вернуться сюда, и это после стольких-то лет, за которые ты ни разу не навестила нас, — она подается вперед, шея у нее вытягивается. — Ну, и что это? Рак? Не делай такой сердитый вид: старикам позволено быть бестактными. Иначе откуда бы взяться веселью в старости?

Я указываю пальцем себе на голову. Нет настроя подробно расписывать ей мое состояние: похоже, легче позволить ей думать все, что угодно.

Эмили слегка касается моей руки:

— Возможно, болезни у нас с тобой разные, зато в конце это означает одно и то же, верно? Наши воспоминания умирают.

Некоторое время мы сидим молча. Потом она произносит:

— В моем возрасте знаешь чего мне хочется? Чтоб я умерла, все еще помня, кто я такая и кем была когда-то.

— Большинство людей просто попросили бы мирной безболезненной смерти. Лучше всего — лечь спать и больше не проснуться.

— Мы не «большинство людей», — возражает она. — Во всяком случае, надеюсь, что я не из них, — она откусывает маленький кусочек лепешки. — А Фредерик знает?

— Я ему рассказала.

Мысленно извиняюсь перед Фредериком за то, что раньше усомнилась в его благоразумии.

— Если мы можем чем-то помочь, ты должна нам сказать.

Эмили дожидается моего согласия, после чего говорит:

— Так ты отыскала все же, где покоится твоя сестра?