Тан Тван Энг - Сад вечерних туманов

— Что, по-твоему, было внутри тех ящиков, что прятали в шахте?

— Мы считали, что оружие и боеприпасы, — сказала я. — Но позже, когда до нас стали доноситься слухи, что Япония проигрывает войну, мне показалось странным, что это оружие не пускают в ход.

— За несколько месяцев до высадки наших солдат, — признался Аритомо, — Томигава приехал повидаться со мной.

Я вся подалась вперед и уставилась на него:

— Он приезжал сюда? И чего же он хотел?

— От имени императора он передал мне в дар водяное колесо.

Аритомо разглядывал линии на своих ладонях.

— Если это хоть как-то, пусть и немножко, утешит тебя, могу уверить, что Томинага не насиловал твою сестру. Он предпочитал мужчин. Всегда. Думаю, он пошел повидаться с твоей сестрой, потому что считал, что без нее ты не уедешь.

— Но ведь уехала-таки. Я ее бросила.

— Она как раз и хотела, чтоб ты так поступила. Ты сдержала данное ей слово.

Мы сидели на лавке, прислушиваясь к бормотанью престарелых монахинь, покинутых в этом монастыре, о котором скоро все позабудут. Наверное, они молились, чтобы приплыли облака и унесли их, когда придет их черед покинуть этот мир…

Не один день после нашего возвращения из Храма Облаков я места себе не находила, не в силах сосредоточиться на своей работе в Югири. Не было покоя в душе: рассказав Аритомо о том, что пережила моя сестра, я преступила данное ей обещание хранить в тайне ее страдания.

Аритомо держался все настороженнее: я замечала это по тому, как он каждое утро, когда мы начинали занятия кюдо , слегка приподымал лицо, как будто воздух на пробу брал или вслушивался в шум деревьев. День ото дня дожди шли все сильнее и все дольше, иногда часами кряду, однако, когда дождь прекращался, Аритомо гонял нас еще немилосерднее, бранясь, что мы слишком долго возимся с полученным заданием.

Он велел нам обстричь сосны по периметру его сада. Я была самой легкой, а потому на меня надели веревочную петлю и подняли на высоту тридцати футов [231] Более девяти метров. от земли. Сосновые иголки исцарапали мне щеки и руки, и я с трудом улавливала среди порывов ветра голос Аритомо, выкрикивающего мне свои указания. Я пробыла на верхотуре минут десять, когда заметила, как он взмахом руки велел рабочим опустить меня на землю. Извернувшись в петле, чтоб можно было глянуть назад, я увидела, что все небо почернело.

Мы бегом бросились к дому и добежали как раз вовремя. Стоя бок о бок на энгава , смотрели, как мир растворялся в воде. Горы, джунгли, сад — все исчезло в потоках дождя.

Какой-то неестественный сумрак окутал дом. Молния сверкнула и пронеслась по комнатам, высвечивая и пронизывая ширмы из рисовой бумаги, словно переносящиеся из мира в мир души. Аритомо пошел в кабинет и зажег настольную лампу. Я поразилась: он не отдал поклона портрету своего императора.

Фотографии на стене вообще не было.

— Монсун начался, — сказал он. — В следующие несколько месяцев работы будет немного.

— Дождь не будет лить непрерывно, — беззаботно бросила я, скрывая, насколько гложет меня тревога, что он объявит: моему ученичеству пришел конец. Я понимала, что еще не готова создать свой собственный сад.

— Прислушайся вот к этому.

Над нашими головами ливень, борясь с ветрами, молотил по черепицам крыши. Сад, дом, пространство между нами двоими — все сделалось песней, скрытой в атмосферной стихии.

— Хочешь, чтоб я уехала из Югири? — спросила я.

— Нет, — последовал ответ. — Я хочу сделать тебе татуировку.

Верно ли я расслышала за шумом дождя?

— Татуировку? Такую, как ты Магнусу сделал?

— Ты не понимаешь, — он сжал и разжал пальцы несколько раз. — Это будет настоящее хоримоно , покрывающее верхнюю половину тела.

— Ты с ума сошел, Аритомо, — опешила я. — Ты хоть подумал, во что превратится моя жизнь, если кто-нибудь узнает, что на мне — вот такое?!

— Если бы тебя заботило, что подумают другие люди, ты бы никогда не приехала повидаться со мной.

— Ты говорил, что бросил это дело — татуировки.

— В последнее время они снова манят меня к себе, — он стиснул пальцы. Костяшки на них, похоже, распухли еще больше, чем обычно. — Боль донимает все больше. Я хочу создать хоримоно , Юн Линь. Такой возможности у меня не было никогда. Или не находился человек, который мне нужен.

Он зашел за пустую бамбуковую птичью клетку и смотрел на меня сквозь ее прутья. Я видела его лицо, разделенное на длинные узкие полоски. Легким толчком кисти он заставил клетку вращаться. Лицо его словно перемещалось.