Сергей Кузнечихин - Седьмая жена Есенина

– Не он один. Даже Толя в нашу газету стихи про Ленина принес.

– Во-первых, Ленин и Сталин далеко не одно и то же. А во‑вторых, Толя все-таки поэт.

– А этот, по-твоему, графоман? У него больше тридцати книг вышло.

– Потому и графоман. А Толя наверняка на официальных поминках, как член эСПэ.

– Я звонил ему, предупредил, что мы здесь будем, обещал подойти. Там какой-то москвич прилетел, Толин приятель по Литинституту. Видишь, даже столица представителя прислала.

– Посмотрим, что за представитель. Да вряд ли они придут, там нажрутся на дармовщинку.

– Здесь ты, пожалуй, прав. А насчет совести очень погорячился. Если бы она его не мучила, неужели бы такое сотворил? Человек всего добился: почет, слава, гонорары… И в петлю, да еще с таким метафоричным предисловием.

– Согласен. Умер как настоящий поэт. Давай выпьем, чтобы земля ему пухом была.

– Царствие небесное.

– О метафоричном предисловии хорошо сказал. А это не утка?

– Очень серьезный человек на ухо шепнул.

– Если очень серьезный, тогда верю. Им подобного не сочинить. Но если это действительно так, возникает резонный вопрос: что он хотел сказать этой экзекуцией?

– Элементарный алкогольный психоз.

– Извини. Если уж ты произвел его в поэты, так будь милостив, не обзывай элементарным алкашом. Пьянство для поэта одна из составляющих творческого процесса.

– И кобеляж тоже?

– Естественно.

– Любите вы придумывать красивые оправдания своим грешкам.

– Не без этого. Но сочинительство тоже грех, потому что оно – самоубийство, пусть и медленное.

– Медленное убийство называется пыткой.

– А ты думал, что сочинительство – это игра?

– Не надо мудрствовать лукаво. Если не знаешь, как объяснить, имей мужество не вилять.

– Точно никто не знает, кроме него, но попробовать смогу. Допустим, он хотел сказать, что положил этот орган на власть, которой всю жизнь прислуживал.

– Мудрено.

– Отрезал, потому что плоды этого интимного органа не оправдали ожиданий.

– Ты имеешь в виду детей?

– Не только. Стихи, если вдуматься, пишутся не рукой. Лично я в этом уверен.

– Может, все гораздо проще. Ликвидировал за саботаж?

– Прости, старик, но разговор не о гусаре. Придумать такую предсмертную записку мог только поэт.

– В погоне за оригинальностью.

– Не совсем. В некотором смысле это плагиат. «Эти слёзы впервые лью: и больно и приятно, как будто тяжкий совершил я долг, как будто нож целебный мне отсек страдавший член!»

– И кто же автор этого ужасного натурализма?

– Пушкин.

– Шутить изволите?

– Просто констатирую. Высказал сие Александр Сергеевич устами Сальери.

– Серьезно?

– Вполне. Классику желательно иногда перечитывать.

– Допустим. Однако я уверен, что Пушкин подразумевал нечто другое.

– Разумеется. Просто вспомнил некстати. Ты же знаешь мою порочную слабость к черному юмору.

– И желания образованность показать. Кстати, покойный был тоже весьма начитанным человеком.

– Наслышан. Только не уверен, что вспомнил цитату, перед тем как решиться на подобное…

– Но надо было еще и реализовать замысел.

– Если сначала махануть бритвой, потом до петли вряд ли доползешь. Но можно встать на табурет, надеть петлю и достать из кармана бритву… Тогда получится.

– Да ладно тебе. Мороз по коже. Давай лучше выпьем.

– Подожди. Мне кажется, мы дурно подумали о человеке. Смотри, кто пришел.

– Глазам не верю, Толя! А рядом, полагаю, московский поэт.

– Пока что всего-навсего представитель. А поэт или нет, узнаем позже. И Серега с ними. Пристроился.

– Да ладно тебе. Может, случайно встретились. Толя! Подходите к нам!

– Приветствую честную компанию могильщиков! Знакомьтесь, его зовут Шурик. Он учился в лицее на три курса ниже меня.

– На три курса младше.

– Ах да, извини. Оскорбить не хотел, но ты все-таки объясни этим лысеющим талантам, что меня знал весь лицей.

– Удостоверяю. Комендант общежития до сих пор помнит и пугает молодежь, будете, мол, пьянствовать, выгонят, как того сибиряка.

– А мы думали, что ты не придешь, засидишься в узком кругу.

– Я не их круга. И на поминках засиживаться неприлично. Но Шурик был с портфелем, и, уходя, мы кое-что прихватили. Правильно я говорю?

– Почти. Портфель был мой, но прихватывал ты. А по дороге Сережу встретили, тоже с портфелем.

– Возвышенных речей вдоволь наслушались?

– На поминках без этого нельзя. Но я никого не знаю, а Толя никого не слушал. Он на рюмке сосредоточился.