Сергей Кузнечихин - Седьмая жена Есенина

В бутылке оставалось глотка на три, но он решил все-таки оставить для какого-нибудь бомжа или примерного семьянина, выгуливающего собачку и нашедшего его поутру, – надо же бедолаге чем-то погасить испуг.

Он подошел к дереву, просунул голову в петлю и с ужасом понял, что для завершения ритуала ему не хватает табурета или пустого ящика. Выпустил из виду, казалось бы, второстепенную деталь, но без которой не обойтись. Попробовал ослабить ноги в коленях, мерзлая веревка обожгла шею, и ноги сразу же выпрямились. Петля свободно болталась на горле. Он потрогал ее рукой и расхохотался.

Когда подходил к лавке, поскользнулся и долго не мог встать. Тело не слушалось. Кое-как подполз на четвереньках, лег на лавку грудью и только потом, перевалившись на бок, подобрал ноги и уселся.

– Слабак, даже на это тебя не хватило. Да и зачем? Хрен с ним, с двухтомником. Плевать на Мишку. Мозоль размякла. Расслабился и пропустил удар. Ну и что с того? Эка невидаль – двухтомник. Ту же Натаху взять. Ее садануло намного страшнее. И ничего. Живет. И другим радость доставляет. Детей растит, а два ребенка важнее двухтомника. – Он говорил громко, почти кричал, ему даже хотелось, чтоб кто-нибудь его услышал и подошел, но в сквере никого не было. Опрокинул в себя остатки водки и, сбавив тон, пробурчал: – Извини, товарищ бомж, утренней опохмелки для тебя не осталось, как-нибудь в другой раз.

И он верил, что случай угостить бомжа у него будет. Надо прилечь на лавочку и отдохнуть, а потом потихоньку добраться до дома. Жена все поймет и простит. Он положил под голову сумку с пустыми бутылками. Растянулся во всю длину лавки, телу стало легко. Ему даже показалось, что и озноб прошел. Очень сильно захотелось спать.

«Минут пятнадцать вздремну и пойду, – подумал он, – или двадцать». Мороз вкрадчиво лез под легкую осеннюю куртку, но холода он не чувствовал.

Даже работник обкома имеет право на отдых. Хотя бы в воскресенье можно не терзать усталую женщину утренними звонками?

После тягучего и душного совещания остались узким кругом снять стресс, а получилось еще хуже. Взвинченность, невысказанные обиды, накопленное раздражение… Пришлось добавить дома. И выспаться не дали. Позвонили, головотяпы.

Телефон она держала на кухне, подальше от спальни, чтобы не ляпнуть спросонья чего-нибудь лишнего. Пока добиралась до аппарата, прокашлялась, проморгалась, даже пару глотков холодного чая сделала.

– Ну что там у вас?

– Это из Управления внутренних дел.

А дальше сбивчивый голос понес такую ахинею, такую нелепицу. Ей пришлось прикрикнуть и заставить все повторить. Но не выдержала и переспросила:

– Сначала оскопил себя, потом повесился?

– Не оскопил, а член отрезал.

– Но зачем?

И тут же спохватилась, что глупее этого вопроса придумать сложно. Откуда милиционеру знать, зачем известный поэт сотворил с собой такое. Она даже название этому не могла подобрать.

– Кто еще знает?

– Вам первой позвонили.

– А из ваших?

– Бригада, которая за трупом ездила, патологоанатом и больше вроде никто. Но я в общем-то приказал, чтобы молчали.

– Правильно сделал.

– Так думаем иногда. Пригрозил шкуру спустить.

– Надо было три.

– Что три?

– Три шкуры!

– Могу и пять. За своих я ручаюсь, но чужим рот не заткнешь, не те времена. Опять же родственники могут…

– Родственники не могут. Зачем им такая слава. Сейчас позвоню своему помощнику, он придет, и все решите.

– Старик, слышал новость?

– О том, что мои стихи напечатали в «Юности»?

– Серьезно?

– Не, конечно. Шутю.

– Не ко времени, как всегда. Наш самый издаваемый поэт повесился.

– Евтушенко?

– Ему-то зачем? Местный классик.

– А этот с каких невзгод?

– Теперь уже не спросишь. Тебе полтора часа хватит, чтобы до «Сосульки» добраться?

– Смогу.

– Тогда подруливай. Помянем. И вот еще что, ты Сереге позвони, пусть тоже подходит.

– А его зачем?

– Парень при деньгах, лишним не будет.

– Тогда почему сам не позвонишь?

– Да он недавно стихи мне для газеты принес.

– Графоманские?

– Я еще не смотрел. Но печатать-то все равно не будем. Да он нормальный мужик, ты не переживай.

– У меня других переживаний хватает.

– Вот и позвони. Язык не отсохнет.

– А если он в командировке?

– Говорят тебе, три дня назад стихи приносил и никуда не собирался.

– Может, и Толю позвать?

– Как хочешь, но боюсь, что он с утра там сидит. Короче, мне надо материал в номер сдавать, кровь из носа, пока не допишу, не выпустят. Ты звони, а через полтора часа встречаемся.