Сергей Кузнечихин - Седьмая жена Есенина

Они переговаривались, не стесняясь постороннего. И он воспринял это как обнадеживающий сигнал, как признание своим.

Так называемая работа над рукописью заняла не больше часа. Стихи, отмеченные «плюсом», редактор откладывал в папку не обсуждая, а там, где стояли знаки вопроса, высказывал замечания, довольно-таки внятные и обоснованные.

Да он и не собирался что-либо отстаивать, понимая бесполезность споров, заранее настроил себя, покорно помалкивал, а из головы не выходило кощунственное сравнение Мандельштама с плешивым перестарком из Днепропетровска.

На доработку ему вернули около двух десятков стихотворений. Когда книжка вышла, чуть ли не на каждой странице он натыкался на чужие слова, которые казались ему неуместными и стертыми, но самое неприятное было то, что не нашлось места многому из одобренного, видимо, редактор решил не усложнять себе жизнь. Праздник был подпорчен, но не смазан. Смирился в надежде на будущее.

А будущее перечеркнуло все прежние переживания. Ни редакторов, ни цензуры – издавай все, что пожелаешь.

Знакомый поэт выпустил том толщиною в три пальца. На последней странице фолианта автор выражал искреннюю благодарность людям, которые помогли в осуществлении этого проекта, и далее следовал длинный список. Чиновники, предприниматели, директора… Сколько же часов ему пришлось высидеть в приемных? Наверняка существовал и черный список тех, кто отказал. Если их сложить и помножить на мелкие и большие унижения, доза приблизится к смертельной. Сил на подобные пытки он в себе не находил.

А удачливый собрат через год издал и второй том сочинений. Зависть вроде не терзала. Понимал, что на этой дороге шлагбаумы не стоят, искать удачу никому не возбранялось. Если власти выделяют из бюджета для кого-то из приближенных – тогда возникли бы другие вопросы и другие чувства. А тут без всякого блата, только ценою собственных нервов. Завидовать нечему. Но появилось беспокойство. И опять же стихи, как дети, они не хотят понимать, что родитель не может вывести их на люди, им тоже хочется нарядную одежду, то бишь твердую обложку и белую бумагу, они плачут, кричат, что не хуже других. А они действительно не хуже. В этом он не сомневался, и не только он. Стихи капризничают, канючат, подсказывают: «У тебя же есть дядя Миша, сходи к старому приятелю, стыдно просить для себя, попроси для нас». Он пробует урезонить их: «Сказать, помоги издать стихи, все равно что потребовать денег, причем не в долг, а без отдачи». Резоны вроде и доходчивые, но не безупречные, язвительные доводы не заставляют себя ждать. Вовсе не обязательно давать личные сбережения. Мише нетрудно разбросать расходы на всю фирму. Сам же хвастался, что схема отработана. Когда сын разбил машину, Миша выкупил ее для собственной фирмы, в которой был генеральным директором, а потом списал.

В пору, когда были молодыми специалистами, они жили в одной комнате. Весело кадрили девиц. Если попадали в драки, держались дружно и стойко, так что ни обид, ни претензий не оставалось. За долгие годы ни разу не поругались. Наверное, потому, что не было соперничества. Один целенаправленно делал карьеру, другой ударился в сочинительство и валял дурака в научно-исследовательском институте. Но стихами друга не донимал, знал, что он считает их блажью. Однако если Миша собирался на какой-нибудь юбилей, заранее заказывал тост. И он старался не подвести друга, написать нестандартно и с юмором. Когда начались кооперативы, Миша своевременно отделил от родного завода дочернюю фирмочку и, не жалея денег на взятки, раскрутил ее в солидное предприятие. Он вообще не был жадным, даже в молодости, когда зарабатывали одинаково негусто, если приходилось расплачиваться, первым хватался за бумажник. Но платили все-таки поровну. Потом, когда разбогател, Миша стал раздраженно отмахиваться от робко протянутой купюры друга, и он безропотно прятал скромную денежку в карман, настаивать не пытался.

Попросить на издание книги было стыдно. Трезво понимал, что никто никому не обязан, но надежда, что предложит сам, почему-то не исчезала. И ждал не совсем пассивно. Раза три говорил при Мише, что кому-то из собратьев знакомый бизнесмен издал книгу. И про два тома между делом обмолвился. Миша делал вид, что пропускал неинтересные для него новости мимо ушей.

И все-таки товарищ дозрел. Заехал выпивший после удачной сделки с литровой бутылкой водки в пакете. Жена поставила им закусить и по привычке хотела уйти в комнату к телевизору. Но гость уговорил принять с ними рюмочку за его победу, потому что они независтливые, не сглазят и вообще единственные друзья. Потом долго рассказывал, как ловко обошел заклятого врага и увел у него из-под носа шикарный заказ, после которого деньги поплывут стабильным мощным потоком, и ему ничего не стоит издать для лучшего друга не только двухтомник, но и полное собрание сочинений. Он смехом успокоил Мишу, что не собирается издавать все, что насочинял за долгую жизнь, и два тома для него вполне достаточно.