Сергей Кузнечихин - Седьмая жена Есенина

Ставки на малой арене несоизмеримо выше, поэтому судьи значительно авторитетнее. Они раздают титулы и награды, они составляют короткие и длинные списки для справочников и энциклопедий, от них зависит коммерческий успех марафонцев.

Впечатляет и обилие призов, разнообразие которых увеличивается с каждым годом. На столах, покрытых зеленым сукном, выставлен длинный ряд футляров с медалями, кубков различной величины и конфигурации, отлитых из пластмассы, алюминия, бронзы, серебра, золота, выточенных из дерева или камня, украшенных затейливой резьбой или инкрустацией. Между кубками по всей длине столов пестреют стопки дипломов и похвальных грамот, запас которых постоянно пополняется из нижних тумб.

Для более удобного обозрения судейские столы расположены крестообразно, как два пересекающихся диаметра, и оборудованы вращающимися креслами. Активное участие в комиссиях принимают не только профессиональные судьи, но и действующие марафонцы, отдыхающие перед очередными кругами. Иные садятся в судейское кресло из желания побыть на виду, кто-то из чистосердечного любопытства – посмотреть на соратников со стороны, поддержать или, наоборот, приструнить ретивую и самоуверенную молодежь, а наиболее практичные, не мучаясь угрызениями совести, занимаются организацией собственной славы и собственных оценок. В промежутках между заседаниями заводятся нужные знакомства, а за ужинами в непринужденной обстановке проясняются прежние недомолвки и произносятся лицеприятные тосты в надежде на ответную благодарность. Впрочем, само присутствие в славной компании автоматически повышает авторитет. Вечерние возлияния и дневной почет надолго выбивают из формы, и некоторые марафонцы навсегда остаются в судейском корпусе, потому что участие в забеге требует безоговорочной самоотдачи в отличие от пресс-конференций и встреч со зрителями. Но особо выносливые и честолюбивые в надежде на новые победы находят силы возвратиться.

При всей внешней респектабельности единодушие за судейскими столами случается крайне редко. Во все времена существовали независимые упрямцы, желающие противопоставить свое мнение большинству, но гораздо чаще возникают временные группировки, состав которых меняется в зависимости от накала страстей на стадионе и атмосферы за пределами его. Группировки рассаживаются кучками, выбирая себе западный, восточный или южный радиусы.

Северный остается для судей-одиночек. Действуя наособицу, они практически не влияют на распределение титулов и призов, но голос их всегда слышен. Почти все обвинения в попытках предъявить зрителям фальшивые или краденые трофеи зарождаются в северном крыле.

Самыми лояльными считаются судьи южного радиуса, но в случаях, когда западные или восточные коллеги требовали дисквалификации, они никогда не становились на защиту марафонца и присоединялись к сильной стороне.

Противостояние между западом и востоком длится несколько веков. Чем активнее запад возвышает своих фаворитов, тем ожесточеннее ниспровергает их восток. Случается, что судейские баталии полностью отвлекают внимание зрителей и марафонцы позволяют себе вольные эксперименты, порою не совсем этичные.

Имена победителей чаще всего зависят от соотношения сил западного и восточного радиуса.

Но окончательные оценки выставляют не зрители, не судьи.

Последнее слово остается за главным врачом. Ой, что это я? Заговариваюсь. Хотелось бы сказать – время! Так и оно частенько ошибается, вознося не самых лучших.

И что же в итоге? Оптимистическая трагедия, переходящая в пессимистическую комедию? Можно и так скаламбурить. Поиграть словами всегда проще, чем выложить правду. Обнадежить в общем-то нечем: нагрузки разрушительны, а успех не гарантирован, судейство предвзятое, цена победы относительна, зрители капризны и непостоянны, да и количество их неуклонно уменьшается.

А марафонцы тем не менее бегут, бегут, бегут…

Не все понял, говоришь?

Ничего, когда-нибудь разберешься.

Есть у меня подозрения, что ваши гуманные лекарства и методы сыграли определенную роль. Но попытка выгнуть его извилины в другую сторону и завести в непролазные дебри удалась только на поверхностный взгляд. Врачи просчитались. Они воспринимают его как простенького деревенского балалаечника. А Есенин – гений! Его нельзя отнести к марафонцам большой или малой арены. Ему там тесно. Может быть, стоило описать и третий круг с минимальным количеством участников? Не знаю. Но признать трактат завершенным не могу. Да простится мне ослушание сие.