Питер Акройд - Дом доктора Ди

– Здесь точно что-то есть, – сказала она. – Как будто вижу что-то краешком глаза, но это не соринка. Это здесь. – И вдруг опрометью кинулась мимо Джеффри обратно в холл.

Он повернулся и изумленно поглядел ей вслед.

– Что-то не похоже на вашу мамочку, – сказал он. Я провел его по подвалу и изложил ему гипотезу Дэниэла о постепенном оседании почвы под домом. Он очень заинтересовался этим и подошел посмотреть на метки над замурованной дверью.

– Городские власти тут ни при чем, – сказал он. – Не вижу в этих значках никакого смысла.

Я вдруг ощутил глубокую усталость и повернулся, чтобы уйти. Он с неохотой последовал за мной в холл; мать поджидала нас наверху, сидя на лестнице.

– Что там миленок тебе втолковывал? – она старалась сохранить шутливый тон, но у нее ровным счетом ничего не вышло. Раньше я никогда не видел на ее лице такого выражения – оно было одновременно и озабоченным, и мстительным.

– Я вынес свое суждение как инспектор.

– На твоем месте я не стала бы судить чересчур строго. – С гримасой отвращения она стряхивала что-то с рукава. – Еще напугаешь моего отпрыска. – По-прежнему кривясь, она перевела взгляд на меня. – Говорят, тараканы плодятся от грязи. Стало быть, поэтому у тебя их такая прорва? Какой мерзкий дом. Что-то случилось здесь, верно? Здесь несет дерьмом и помойкой. И все пропитано духом твоего отца. – Я поднимался по лестнице, чтобы помочь ей, но она вытянула руки, останавливая меня. – Ты тоже им пахнешь, – сказала она. – Всегда пах. – Она встала и посмотрела на меня так свирепо, что я инстинктивно прикрылся рукой, ожидая удара. Она рассмеялась. – Не бойся, – сказала она. – Твой отец все еще печется о тебе, правда? – Она спустилась к Джеффри, который взял ее под локоть и мягко вывел из дверей на улицу, не промолвив ни слова.

Я был так потрясен, что отправился к себе в комнату и лег на кровать, никуда в особенности не глядя. Что вдруг всколыхнуло эту безумную злобу? Я подошел к окну; они стояли в конце Клоук-лейн. Джеффри держал ее за талию; они тихо беседовали и бросали на дом взоры, в которых сквозило что-то вроде страха.

Я решил не мешкая принять ванну и дочиста оттерся найденной среди туалетных принадлежностей старомодной щеткой. Затем улегся в воду, как в постель, но вокруг было столько тумана и пара, что мне почудилось, будто я лежу в трубке из матового стекла, а вода омывает мне лицо и тело. Да, это был сон, ибо я протянул руку и коснулся стекла только что сформировавшимися пальцами. Преодолевая сопротивление, я попытался встать, и тут меня буквально обдало ужасом: что, если это была та тварь, которую она здесь видела? Что, если ее ярость подхлестнуло нечто, замеченное ею в подвале? Я медленно вылез из ванны и завернулся в полотенце так осторожно, точно вступал в какой-то совсем другой сон.

На следующее утро я поехал в Национальный архивный центр на Ченсери-лейн. Я часто работал в этом мрачноватом здании как раз напротив доходного дома Карнака и почти всегда получал от этого удовольствие; знакомые гулкие залы, мягкое освещение, приглушенные звуки, покрытые царапинами деревянные столы – все здесь как бы защищало меня и приближало к моему истинному «я». Большинство церковноприходских книг и налоговых реестров было уже перенесено на микрофиши, но я до сих пор предпочитал иметь дело с обычными томами, хранящимися в зале Блэр. Давнее знакомство с персоналом позволяло мне бродить тут как вздумается, и долгие методичные поиски привели меня к трем переплетенным в кожу фолиантам, содержащим записи прихода Св. Иакова в Кларкенуэлле за шестнадцатый век. Я насилу снял их с полок; они распространяли вокруг едкий запах древности и пыли, словно я держал в руках тела усопших, завернутые в саваны. Что ж, это сравнение было вполне обоснованным – ведь в них хранились имена, подписи, длинные перечни мертвых душ, уложенных друг на друга так же, как тела этих людей, наверное, покоились в земле. Я уже привык к особенностям письма шестнадцатого столетия, однако и мне было непросто разобрать отдельные слова, потому что чернила, которыми велись записи, совсем выцвели и стали бледно-коричневыми.

За моей спиной отворилась дверь, и я услышал приближающиеся шаги. Я не обернулся, выжидая.

– У меня есть для вас любопытная история, мистер Палмер. – Я прекрасно знал голос Маргарет Лукас, архивариуса и заведующей залом Блэр; это была худая, почти скелетоподобная женщина, которая любила одеваться в очень крикливые цвета. Кроме того, она имела обыкновение говорить самые ошеломительные вещи – в основном, как я подозревал, из-за неуверенности в себе. Она оборонялась от рядового внимания, стараясь постоянно ошарашивать собеседника. – Кстати, вы когда-нибудь читали Сведенборга?