Питер Акройд - Дом доктора Ди

– Любопытно, почему ты помнишь так мало. – Мы с Дэниэлом Муром сидели в большой комнате на первом этаже через несколько дней после того, как я видел его на Шарлот-стрит; стоял чудесный летний вечер, и белые стены словно дрожали на свету.

– Похоже, я был очень глупым ребенком.

– Нет. Здесь что-то посерьезнее. Ты совсем не интересуешься собой. И своей жизнью. Точно пытаешься не замечать ее.

– Ну, ты тоже никогда ни о чем таком не говоришь.

– Я – другое дело. Я-то как раз очень даже собой интересуюсь. – Он поглядел в сторону. – Это у меня чуть ли не навязчивая идея, оттого я и помалкиваю.

Слушая Дэниэла, я думал о той ночи, когда увидел его одетым в женское платье. Во время нашей беседы я не мог думать почти ни о чем другом: точно кто-то сидел с ним рядом и ждал подходящей минуты, чтобы вмешаться в разговор. Существует предположение, что первый человек был двуполым; значит ли это, что, глядя на Дэниэла, я гляжу на некий сколок изначального состояния мира?

– Пойду налью тебе выпить, – вот и все, что я сказал. Затем отправился на кухню и со смутным удовлетворением посмотрел на стопку сверкающих тарелок, блестящие ножи и аккуратно заставленные снедью полки. Честно говоря, я не помнил, чтобы так заботливо все раскладывал или так старательно начищал посуду. Но где же вино и виски? Бутылки были куда-то убраны, и я обнаружил их, только догадавшись заглянуть в шкафчик под раковиной. Прежде такой рассеянности за мной не водилось, и я как следует ущипнул себя перед возвращением к Дэниэлу.

– Мне бы твою увлеченность, – заметил я, наливая ему его любимое виски.

– Но она у тебя есть. Только ты увлечен прошлым в более общем смысле. Ты обожаешь свою работу.

– Сейчас ты скажешь, что я бегу от самого себя. Или избегаю настоящего. – Он ничего не ответил и принялся рассматривать свои тщательно подрезанные ногти. – И, пожалуй, будешь прав, Терпеть не могу глядеть на себя. Или внутрь себя. Ей-Богу, не верю, будто там есть что-нибудь, кроме пустоты, откуда время от времени выскакивает по нескольку слов. Наверное, поэтому я и других не могу увидеть как следует. Оттого что никогда толком не видел себя.

– Мне кажется, тут кое-что поинтереснее. – Он встал и, подойдя к стене, провел пальцем по тонкой трещинке. – Я думаю, что ты, сам того не понимая, как бы создаешь себя заново. Точно пытаешься построить новую семью. Обрести новое наследие. Потому ты и забываешь свое собственное прошлое.

Я отвечал более раздраженно, чем хотел.

– Ну, а ты? Что ты сам-то помнишь?

– О, я помню все. Помню, как сидел в колясочке. Как начал ходить. Как прятался под обеденным столом. – Он заметил, что я удивлен. – В этом нет ничего особенного. – Он помедлил, и я снова ощутил присутствие той женщины, в которую он превращался, надевая красное платье и светлый парик. – По-моему, с тех пор все стало немножко не так.

– Значит, ты тоскуешь по детству?

– А кто не тоскует? Кроме тебя? – Его стакан пустел чересчур быстро. – Помнишь тот мост через Темзу, что тебе привиделся?

– Конечно.

– У меня есть одна мысль на этот счет. Ты, наверное, вряд ли захочешь, чтобы я ею с тобой поделился? – Его обычная скептическая, даже надменная интонация на мгновенье исчезла.

– Что-нибудь связанное с твоими моравскими братьями или как их там?

Он притворился, будто не слышит.

– По-моему, время можно представить себе в виде такой же осязаемой субстанции, как огонь или вода. Оно может менять форму. Перемещаться в пространстве. Понимаешь, о чем я?

– Не совсем.

– Это и был твой мост. Кусок остановившегося времени. – Он снова налил себе виски. – Ты когда-нибудь думал о том, почему окрестности твоего дома выглядят так необычно?

– Значит, ты тоже это заметил?

– Мне кажется, что все время стеклось сюда, в этот дом, а снаружи ничего не осталось. Ты у себя все время собрал. – Я был до того изумлен, что не нашелся с ответом. – А вот тебе еще один вариант. Существуют измерения, в которых время может двигаться в обратную сторону.

– То есть кончаешь дело, не успев начать?

– Разве нет песенки с таким названием?

– Не помню. – Мы выжидающе посмотрели друг на друга, и я понял, что молчать больше нельзя. – Я видел тебя недавно ночью, Дэниэл.

– О чем ты?

– Я видел тебя на Шарлот-стрит.

На секунду он очень крепко вцепился в край стула.

– Могу дать вполне разумное теоретическое объяснение, – сказал он. – Была такая группа радикалов, которые переодевались в знак протеста против всеобщего Морального Разложения. Это весьма древняя традиция. – Я удивленно поглядел на него, затем рассмеялся. – Приятно, что ты видишь в этом и смешную сторону, – произнес он. Однако не мог заставить себя посмотреть мне в глаза и потому уперся взглядом в свой стакан. – Разобраться в собственной личности – ужасно непростая задача, Мэтью, и мне она не по силам. Я уже говорил тебе, что очень интересуюсь самим собой, но вот ключа к этой загадке так до сих пор и не нашел. По крайней мере, тут мы с тобой похожи. В старые времена никто не ломал голову над такими вещами – возможно, потому, что тогда люди жили в упорядоченной вселенной…