Игорь Шагин - Белая полоса

Эта очная ставка была проведена как свидетель со свидетелем, без адвокатов и не имела юридической силы. Но протокол я подписал.

Лазаренко увели. Прокурор ещё оставался за столом. Я указал прокурору на синяк на моём лице (была опухоль, и мой сокамерник сказал, что есть синяк). Но Иванец сказал, что он ничего не видит, и распорядился меня увести. Меня завели в ту же комнату на второй этаж, где я находился ранее, и застегнули наручники за спиной. С Полищуком были те же люди в штатском, и вопросы задавались те же — на предмет украденного мною НДС и моих зарубежных счетов. А заканчивалось всё тем, что я убивал людей, и у меня дальше будут очные ставки.

Спустя некоторое время меня увели в камеру, в которой находился мой сосед. Он лежал на лавочке и смотрел в потолок, не обращая внимания на открывшуюся дверь. Спросил, где я всё это время был, о чём меня спрашивали, чего от меня хотят и кто я такой вообще. Я сказал ему, что была очная ставка. А он мне ответил, что его тоже вызывали, и он знает, что я имею отношение к фирме «Топ-Сервис», что оперативники при нём разговаривали обо мне и что рекламу этой фирмы он видел по телевидению. Обращались мы друг к другу без имени: «привет-привет», «как дела» и так далее.

Через некоторое время дежурный снова назвал мою фамилию, и меня опять вывели из камеры и завели в маленькую комнату совсем недалеко — в проходе, ведущем к камерам для задержанных, справа от пульта дежурного. Комната была аккуратно облицована полированными светлыми коричнево-жёлтыми панелями. В комнате стоял полированный стол примерно того же цвета. За ним сидел Полищук. На улице уже были сумерки. Полищук распорядился перестегнуть мне наручники наперёд. Меня усадили перед столом на стул, стоявший спинкой к стене. Это, видимо, была комната для свиданий. Полищук достал из-за стола полиэтиленовый пакет, а из него — газетный свёрток. Положил его на стол и развернул. На газете лежали курица, зелёный лук, картошка в мундире, очищенные яйца и хлеб. В Шевченковском РОВД я находился уже 4–5 дней. Всё это время меня не кормили, то есть я ничего не ел. Воду пил из-под крана в туалете два раза в сутки. Полищук сказал, что еду приготовила ему его жена на работу. И ещё — что он не зарабатывает столько, сколько я, а потому не может себе позволить ходить обедать в рестораны. И добавил, что у него есть чеки из ресторанов, в которых за чашечку кофе я платил по пять долларов. Полищук сказал мне, что я могу прямо сейчас поесть.

Как я узнал позже, такие трюки используют оперативники перед официальным — с участием адвоката и следователя — допросом подозреваемого, которому будет психологически тяжело давать показания об избиениях против людей, из рук которых он ел. А утверждение, что его, подозреваемого, били милиционеры, которые кормят его котлетами, в протоколе будет выглядеть не очень убедительно. Но, конечно, возможно, что это было от чистого сердца. Я сказал Полищуку спасибо и добавил, что здесь есть не буду, но могу взять эту еду с собой в камеру, где есть ещё один человек. Полищук же сказал, что в камеру мне дать ничего не может, и распорядился меня увести.

Меня увели в камеру, где я рассказал соседу, как мне предлагали поесть, а я сказал, что могу взять только с собой в камеру. На это мой сокамерник ответил, что я совершенно напрасно не поел, ибо его выпустят скоро, а меня — неизвестно когда. Вечером нас также по одному вывели в туалет. Удалось «стрельнуть» по сигарете у дежурного, но я думаю, что по закону существовали нормы довольствия для задержанных (как мне позже стало известно, по шесть сигарет в сутки).

На следующий день меня также утром вывели из камеры. Поводив по знакомым уже кабинетам и потыкав мне в голову стволом автомата АКСУ-74, который Полищук взял из рук одного из омоновцев, когда мы находились в той же комнате, где он прошлым вечером предлагал мне поесть, Полищук сказал, что у меня сегодня будет встреча с генералом. Через некоторое время меня пристегнули одной рукой к руке Полищука, и мы в сопровождении омоновцев с автоматами вышли на улицу, впихнулись на заднее сиденье автомобиля. С другой стороны со мной сел человек в штатском. А на передних сиденьях разместились водитель и незнакомый мне человек. Наша машина тронулась с места. За нами двинулся милицейский «бобик» с включённой мигалкой. Мы подъехали к большому зданию Московского РОВД, облицованному светлой плиткой. Меня провели в камеру, а из неё — в мрачную тёмную комнату. Руки у меня были скованы за спиной.