Игорь Шагин - Белая полоса

Руслан вечером, заклеив в конверт, отдал копию дежурному. Он переговаривался с ним, засунув голову в кормушку. А оригинал по проверке и сбору заявлений и жалоб отдал корпусному. Телефон Руслан скотчем примотал к ноге, а через некоторое время его с вещами увели и увезли (впоследствии он звонил Оле из лагеря, говорил, что у него всё в порядке, и просил передачу). А через пару дней адвокат мне подтвердил, что Ирина действительно отдала Оле копию. В копии заявления на имя Генпрокурора, которое Руслан огласил в камере, были написаны обстоятельства, при которых Руслан был завербован, его позывной «Саша» (то есть псевдоним) и номер личного дела, которые, с его слов, он должен был указывать в графе «источник сообщает», а также перечень всех злодеяний начальника оперчасти, которые оканчивались на том, что по его просьбе Руслан насыпал мне в чашку таблеток, которые были безвредными, как его заверил начальник оперчасти, и от которых я буду больше говорить. Выпив компот, я потерял сознание, а он с перепугу выбросил оставшиеся таблетки в туалет, испугался и не дал вызвать Сергею врача. На копии заявления стояли фамилия, имя, отчество и подпись Руслана; правда, не было числа. Я не воспользовался этим заявлением ни на следствии, ни в суде, ибо понимал: потом окажется, что это именно я всё выдумал и заставил его написать. И хотя всему были свидетели, сколько ещё таких, как Руслан, находилось со мной!

С отъездом Руслана и как-то совершенно неожиданно связь с миром, с домом, с Олей и с мамой прекратилась, и, казалось, жизнь стала чёрно-белой, а тюремные стены снова сомкнулись над головой. Но меня так же посещал адвокат. Мы так же по утрам с Витей играли в шахматы. Сергей Футболист тихонько смотрел телевизор. А Лагоша лежал на наре и думал о своём.

Однажды Виктор пришёл со следственки и сказал, что зашёл попрощаться и что пришлось договариваться, чтобы ему разрешили самому забрать вещи. Виктор сказал, что его адвокат всё уладил и Новый год он будет встречать дома. И хотя на лице у него была радость, а в глазах — слёзы, в этих слезах была грусть. Виктор сказал, что ему трудно с нами расставаться и что он к каждому из нас привык. Мне он ещё раз предложил воспользоваться услугами его адвоката и даже предлагал оставить его, адвоката, телефон. Саше Лагоше, который находился на своей наре, пожал руку, Серёже тоже пожал руку и похлопал его по плечу, пожелав всем скорейшего освобождения. Меня же Виктор обнял, и так, обнявшись, мы простояли несколько секунд. В тюрьме прощания не бывают долгими, а каждый, кто уходит из камеры, быть может, уходит из твоей жизни навсегда. Каждый это понимал, и поэтому мы не смотрели друг другу в глаза. Дверь открылась, и Виктор ушёл, оставив навсегда на моей ладони мягкую прохладу своей салатовой куртки.

В камере остались я, Лагоша и Сергей Футболист, который перебрался на нару Руслана. На следующий день в камеру разместили ещё одного человека — на полголовы ниже меня и в полтора раза шире в плечах, здоровенного качкá с круглой головой, выразительными глазами с длинными ресницами, с ровно выстриженными короткими и упругими волосами, которые сверху отчётливо подчёркивали узкий лоб.

— Тарас, — сказал качок, положив скатку и сумку и глядя на присутствующих.

В тюрьме не было принято сразу здороваться за руку. Сначала каждый рассказывал свою историю. Я лежал на наре на зелёном мягком покрывале, опёршись на локти, под самодельным светильником из электропатрона, лампочки и провода, и писал одно из многочисленных заявлений проверить те или иные обстоятельства по делу, которые и следователем, и прокуратурой так и были оставлены без ответа, и не интересовался новым присутствующим, как и Тарас не обращал внимания на меня. Он нашёл себе собеседника в лице Сергея Футболиста и живо ему рассказывал, какой он лихой парень в группировке Ткача. И получал одобрительное «Красава» от Сергея. Рассказывал, что у них была перестрелка с киселёвскими, где каждый не целясь палил из чего было можно, но убивать никого не собирался. Однако на стороне киселёвских (а может, это были и не киселёвские) было найдено два трупа. Один — со смертельным ранением в голову волчьей картечью, другой — с пулей в животе из ТТ. Хотя сам Тарас стрелял из «макарова». Ни свидетелей, ни оружия найдено не было — его (оружие) забрали с собой. И кто их убил, установить было невозможно.

— Но мусорá откуда-то точно знали, — сказал Тарас, — что в перестрелке участвовала наша бригада.