Игорь Шагин - Белая полоса

Женщина из ЗАГСа спросила, желаем ли мы быть мужем и женой. Мы расписались в протоколе, который заверил Скоробогач. Никакого шампанского, о котором так любили рассказывать расписывавшиеся в местах заключения, не было. Я подержал Олю, уже свою жену, за ручку и обнял за плечо. На глазах у неё были слёзы счастья. Нам дали постоять так одну минуту, и меня увели в камеру.

В этот же вечер Лектор — старый, худой, облысевший зек в туфлях, джинсах и джинсовой куртке — передал мне из соседней камеры поллитровую пластиковую бутылку самогонки. Как говорили заключённые, в соседней камере у Лектора работал маленький самогоноваренный завод, и оттуда через дежурных шёл торг. Это проверить было нельзя, но у Лектора в камере кормушка хлопала и не закрывалась ни днём, ни ночью, в то время как остальные уже все были закрыты на осень. И мы отметили торжество. Откуда Лектор узнал, что у меня была свадьба, я не знаю. Вечером за стеной изолятора всё громыхало фейерверками.

Во время очередного посещения адвоката, которое состоялось буквально на следующий день после нашей с Олей росписи, чтобы придать торжественность нашей встрече и чтобы Владимиру Тимофеевичу было чего рассказать Оле и маме, которая вместе с моей сестрой Танечкой приехала из Санкт-Петербурга и ожидала выхода адвоката из тюрьмы, а также чтобы ещё раз отметить торжественное событие и торжественный день, я надел смокинг. В первую секунду Владимир Тимофеевич, как он сам сказал, меня не узнал.

— Шикарно выглядишь, дорогой, поздравляю! — и Владимир Тимофеевич пожал мне руку.

Я получил слова поддержки и любви, шоколадки и пирожные и несколько пачек сигарет «R1», на которые в то время перешёл из-за самого малого содержания никотина и смол, из малиновой папочки из кожзаменителя Владимира Тимофеевича и через первый этаж следственки направился в камеру. Когда я ожидал в курилке прапорщика Николая, чтобы тот меня отвёл на корпус, ко мне подошёл адвокат Сапоцинский и сказал, что за всю свою жизнь он ни разу не видел здесь человека в смокинге. Я это принял как комплимент своей супруге. И действительно, с адвокатом Руслана — Кириллом — и девушкой Руслана — Ириной, — как и с беспечным кредо самого Руслана, и с безграничной Олиной любовью ко мне, чтобы скрасить обстановку и на какое-то время вернуть в мою жизнь человеческий быт, Оля делала чудеса. Если у меня был коньяк в камере, то только «Хеннесси» и только в бутылках. Если вино, то только «Шабли», «Киндзмараули» и «Хванчкара». А шампанское «Дом Периньон», сыр рокфор, белые грибы, чёрная икра, стейки «Тибоун» из ресторана, где недавно Оля работала официанткой, палтус и мочёная брусника в собственном соку в деревянных бочонках. Раскладной столик, который был не в силах забрать даже глава пенитенциарной службы, а на столике — белая скатерть как непримиримый символ протеста моей семьи против зависти и лжи.

Каждую неделю меня посещал адвокат. Как и Руслан, каждую неделю я ходил к своему адвокату, но нам давали кабинеты на разных этажах. Один раз Руслан принёс со следственки телефон. Он сказал, что телефон ему дал адвокат, чтобы он мог разговаривать с Ириной, и договорился, что у него не будут этот телефон забирать, он будет при нём, а я, если надо, могу с него звонить Оле. Но как ни пытался Руслан с этого телефона набрать номер (да и все сокамерники, включая меня), телефон оказался нерабочим. Объяснить это себе Руслан никак не мог. Потом сказал, что принесёт телефон со свидания, который Ирина купит за несколько десятков долларов на рынке, — старый, но рабочий. И телефонную карточку, которую нужно будет пополнять.

Со следующего свидания, которое состоялось у Руслана через пару недель, он принёс с собой мобильный телефон и полную сумку стройматериалов для своего проекта. И пока я, Сергей и Лагоша по очереди разговаривали по телефону со своими родными (Олю при первом моём звонке повергло в плач), Руслан по очереди с Сашей Лагошей и Сергеем Футболистом за ночь сделали в камере ремонт, который, как заверил Руслан, был санкционирован его адвокатом Кириллом.

За одну ночь Руслан и его помощники обклеили все стены в камере, а также полудверцу туалета и изнутри железную дверь вместе с глазком самоклеящимися обоями под ясень, несколько десятков рулонов которых вместе с ножницами Руслан принёс с собой. На решётку окна, на натянутую верёвку на кольцах повесили шторы, потолок покрасили белой водоэмульсионной краской. Вместо лампочки дневного освещения (ночник находился за решёткой отдушины) повесили кухонную деревянную люстру. А на полу, по всей длине прохода, раскатали ковровую дорожку. На следующий день, когда мы всей камерой вернулись с прогулки, все стены были ободраны клочьями, а люстра, шторы и дорожка исчезли. Дежурный на продоле сказал, что прапорщик, который каждый день осуществлял во время прогулки пробивку стен и решётки деревянным молотком, несколько раз ходил и куда-то звонил по местному телефону, прежде чем решиться сделать техосмотр камеры. И хотя его телефон был при нём, у Руслана был шок.