Игорь Шагин - Белая полоса

Жалоба заканчивалась так:

«Поскольку я имею все основания считать, что в ходе досудебного следствия и на всех стадиях судебного слушания этого дела были допущены существенные нарушения уголовно-процессуального закона в части соблюдения моих прав на защиту, прошу: приговор коллегии судей судебной палаты по уголовным делам Апелляционного суда г. Киева от 15 марта 2004 года, которым я признан виновным в совершении преступлений, предусмотренных… — были перечислены статьи УК Украины 1960 года —…отменить как незаконный и уголовное дело в отношении меня прекратить. Меру пресечения в отношении меня в виде содержания под стражей — отменить. Прошу рассмотреть кассационную жалобу с моим участием».

Я поставил число, подпись, и когда во время вечерней проверки в коридоре раздался голос корпусного: «Касачки!», передал жалобу в спецчасть СИЗО-13 для последующей отправки в Верховный суд.

Весь следующий день я провёл, перечитывая приговор. Дима помогал мне разбираться с не всегда понятными юридическими терминами на украинском языке. Анатолий тихонько смотрел телевизор, который перед обедом был выдан со склада. За сигареты я договорился, чтобы шестидесятиваттную лампочку поменяли на сотку, — и в камере стало немного светлее.

Щёлкнул электрозамок, и в коридоре раздались голоса, которые от входной двери в «бункер» перемещались к нашей камере.

— Кого-то садят, — сказал Дима.

— К нам? — спросил я.

— Похоже, что к нам, — Дима встал со скатки, лежавшей на пятачке, и передвинул её в ноги моей нары к стене.

Зазвенел засов, потом открылась дверь в камеру. Офицер был ДПНСИ в фуражке с широким полем, загнутым вверх, и чёрных очках. Его я всегда встречал на привратке.

— О! — сказал он, улыбнувшись, увидев меня. — Так, отойдите к окну.

Мы столпились под телевизионной полкой, приглушив звук телевизора. Не надевая нам наручники, дежурный открыл дверную решётку.

— Заходи, — раздался голос офицера, и в камеру быстро зашёл худой, среднего роста парень в ботинках и оранжевой робе.

— Пройди дальше, — сказал ему офицер.

После этого дежурный положил за порог в камеру скатку и сверху поставил потёртую клетчатую сумку. Решётка двери закрылась, и с прибывшего сняли наручники.

— Смотрите, — пока парень стоял к нему спиной, кивнул в его сторону и посмотрел на меня офицер (видимо, давая понять, чтобы не вешался, не резался или не делал чего-нибудь другого с собой). Он улыбнулся, и дверь в камеру закрылась.

Прибывшего в камеру пожизненно заключённого звали Сергей. На вид ему было лет тридцать пять. Он был худощав, с впалыми щеками, жёлтыми зубами и слегка перекошенным лицом.

— Ты откуда? — спросил я.

— С первого этажа, — сказал он.

— А сколько на «бункере»? — спросил я.

— Два месяца, — ответил он.

— А ты за что здесь? — припоминая слова Скоробогача, что камера нормальная, спросил я.

— За людоедство, — ответил Сергей.

Сергей сел на нару и посмотрел на дымившуюся в руке у Анатолия сигарету.

— Оставить? — спросил тот.

Я предложил Сергею сигарету с фильтром. Пока он подкуривал, Дима положил свою скатку под дверь, а скатку Сергея поставил у стены.

— Кого хоть съел? — спросил я.

— Попробовал, — сказал Сергей, продолжая курить.

— Убийство? — спросил я (чтобы продолжить разговор).

— Троих, — сказал Сергей.

— Попробовать? — спросил я.

— Члены и губы отрезал.

— Зачем? — спросил я, что могло прозвучать для Сергея «чтобы съесть?»

— Чем трахались и чем целовались. Жена написала, что ел и её заставлял.

— И что, ей поверили? — спросил я.

— Я губы отрезал. «На, целуй! — сказал. — Тебе же нравилось целоваться». И пихнул ей к губам. А потом сам попробовал кровь.

— Зачем? — спросил я.

— Так, из интереса. А она написала, что ел.

— А она тоже здесь? — спросил я.

— Нет, — сказал Сергей. — На свободе. Её свидетелем сделали, она всё подтвердила в суде, и мне дали ПЖ.

Сергей рассказал, что он из-под Белой Церкви. Три года прожил с женой, зная, что она ему изменяет и где её искать. Вернувшись нетрезвым с работы и не застав её дома, он отправился в дом на соседнюю улицу, где нашёл супругу в компании трёх своих полураздетых знакомых. Они тоже были изрядно пьяные, и он взял с кухни нож и убил их, а жену забрал домой. Его никто не видел. Долго не могли найти, кто это сделал, но потом пришли к его жене, и та рассказала, что убивал он. В это не сразу поверили, так как потерпевшие были больше по комплекции. Он признал свою вину и показал всё на воспроизведении, а затем отказался от показаний. Но жена подтвердила всё в суде, поскольку ей пригрозили, что в противном случае сделают соучастницей. Она помогала ему отрезáть части тел, начала говорить, что они заманили её в дом, а потом изнасиловали. А на суде — что муж заставлял ее отрезáть части тела.